Наслаждайтесь чужим счастьем

Но вместо этого мы сидим и слушаем Жанку, радостно рассказывающую нам о «своем» («мой» — это, как я поняла, имя ее любовника, иначе она его не называет). Она рассказывает иногда очень смешно, и я порой совершенно искренно смеюсь. Кто-нибудь посмотрит на меня в это мгновение со стороны и позавидует: «Эх, какая беззаботная и счастливая!»

Я по собственному желанию час слушала счастливую болтовню Жанки, я могла уйти в любой момент, не соблюдая приличий, но осталась, предпочитая пусть и такое, но разнообразие моим унылым будням. Но, когда я вышла от Женьки (Жанка еще осталась, заставляя Женьку играть в гостеприимство), то почувствовала огромную давящую пустоту, образовавшуюся от общения с неинтересным мне человеком. Жанка впитала в себя все мои положительные эмоции, все мои толковые замечания, а мне не дала ничего, наверно, потому, что сама не понимала, что взяла у меня что-то, а делиться чем-либо просто так она считала непозволительной роскошью.

Домой я шла раздраженная, нервная. Снова постоянные мысли о нем, как о человеке, через общение с которым я бы обрела внутреннюю завершенность и цельность, а, следовательно, нашла бы спокойствие и мирную радость. «Во-первых, ты можешь заблуждаться относительно того — этот ли человек тебе нужен или нет, а во-вторых, даже если ты и права, между вами слишком много препятствий», — зло отчеканила одна из моих мыслишек. Снова появилась безысходность. Вышла так спокойно из-за кулис и села где-то внутри меня. Она почему-то мне представляется худой и жилистой. Но работает как надо, из всех сил! Молодец! Настоящий профессионал! Видно, перед пенсией старается.

В нескольких семьях нашего дома живут в общей сложности пять собак, из которых четверо кобелей. Когда-то одного из них натолкнуло на мысль обписать угол крыльца перед нашим подъездом и теперь каждый из них ежедневно, выходя на прогулки в разное время, поднимает на злополучное место заднюю лапу, чтобы «перебить» запах соперника. Я ничего против их мелкой и заочной борьбы за лидерство не имею, но ярко-желтый и регулярно освежающийся ореол радиусом иногда в метр на обледеневшем снегу вызывает у меня отвращение. Ну и что? Подумаешь, закрой глаза и не увидишь, по сравнению с теми ощущениями, от которых даже с закрытыми глазами не избавишься, это ерунда. Но сейчас, возвращавшаяся домой и уничтоженная после общения с Жанкой, я не захотела мириться с тем, что мне не приятно. К тому же, мне навстречу появился один из соседей с собакой на поводке.

— Все крыльцо обгадили! Неужели самим не противно? — словно сама себе, пробормотала я тоном вредной старухи. Идиотка.

Хозяин собаки бросил на меня взгляд с брезгливостью, замешанной на чувстве собственного превосходства. И он был прав, потому что его собака была не кобелем, а сукой, и он никогда не разрешал ей делать метки на крыльце. А я сорвалась, потому что раньше всегда наслаждалась счастьем его семьи: он, его жена, их маленький сын и собака, все красивые, удачливые и все время дружно гуляющие, а потом я случайно увидела, как он обнимался со своей любовницей в припаркованном автомобиле, и мне стало мерзко. Я долго переживала и, как видите, оказывается, переживала до сих пор, раз меня сейчас все-таки прорвало. Наслаждаться чужим счастьем помимо всего прочего еще не благодарное занятие. А когда нет собственного, что прикажете делать? Остервенеть без своего и чужого, да? Нина, не будь максималисткой…

Сегодня мне в столовой не дали отходов для собак. Я давно заметила, что поварихи стали смотреть на меня, как Соседка-В-Шапке на Дарью Ивановну, и потому я не удивилась их извиняющемуся отказу с завуалированным ядом.

Я вышла из столовой внешне спокойная как обычно, но в душе у меня все закипело, и я проклинала себя за то, что не выплеснула эту злобу, данную мне поварихами, обратно на них.

Я села за свое рабочее место, и директриса начала мне что-то выговаривать.

Я вдруг подняла свой взгляд от стола и, глядя ей в глаза, четко и внятно произнесла:

— А проститутки мне не указ!

Она вся дернулась, покраснела и продолжала потрясенно и неотрывно смотреть на меня.

Я отвечала ей прямым, наглым и торжествующим взглядом, гордая от своей внезапной смелости.

Директриса хотела что-то сказать, но лишь выпустила воздух, открыв рот, ее левое веко задергалось в нервном тике.

Я поняла, что она тоже не железная.

— Вон! — справившись со своими чувствами, дрожаще-сурово приказала она. Я поднялась из-за стола и увидела, что у нее трясутся ноги. Наверно, я слишком сильно ударила ее.

Я надела пальто, шапку, взяла сумку и направилась к двери. Все это я проделала без малейшего апломба или вызова, вполне спокойно.

— Можете не возвращаться! — услышала я ее отрывистое вслед.

— Надо думать, — спокойно признала я.

Я вышла из школы, погода на улице была безликая: солнца не было, мороза тоже, вчерашний снег был коричневым на тротуарах и нездорово одутловатым на клумбах. Люди торопились по своим делам, не обращая друг на друга внимания.