Отрицательно покачав головой, Ясмин уставилась в бланки, крошечные значки расплывались у нее перед глазами, но даже если бы она в силах была различать буквы, то все равно не могла бы ответить ни на один вопрос. Как объяснить, в каких они отношениях с Андре? Теоретически она знала Андре три года, но на самом деле была знакома с ним лишь две недели. Ясмин любила Андре, но почти ничего о нем не знала. Она даже не знала точно, сколько ему лет.
«Аллах всемогущий, — подумала Ясмин, — что за безвыходная ситуация! Я не знаю даже имени его адвоката и вообще никого из его знакомых».
Ясмин не была родственницей Андре — она была его собственностью, его вещью, его женщиной. Да, Андре просил ее выйти за него замуж… когда-нибудь. Но кто этому поверит? Поверит ли ей доктор? Вряд ли. По крайней мере Андре — ее владелец. Разве не так? Но можно ли это назвать родственными отношениями?
Инстинктивно Ясмин знала, что на самом деле Андре не ее владелец. Она принадлежит Андре потому, что он купил ее свободу. Но это позволило ей лишь порвать со старой жизнью — не более. Ясмин боялась вопросов, которые задаст ей доктор, и страшилась самого доктора, который станет ее расспрашивать. Что будет с ней, если Андре умрет? Сердце Ясмин замерло от этого ужасного предчувствия. До нее дошел смысл всей непрочности ее положения и абсолютной беспомощности.
Рядом с ней возник сурового вида доктор.
— Я — доктор Кальвадос, личный врач месье барона.
Он не умер, мадемуазель, — по лицу доктора пробежала тень замешательства, — но положение чрезвычайно серьезное.
С ним случился сердечный приступ, сопровождаемый скоротечным отеком легких. Мы приняли все необходимые меры. Месье барон сейчас в кислородной камере и дышит с некоторым трудом, но он в сознании и хочет вас видеть.
— О-о-о! Благодарю вас, — неуверенно поднимаясь, выдохнула Ясмин. — Так он будет жить?
Чувство огромного облегчения охватило душу Ясмин, хотя колени ее ослабли. Какие-то черные волны мешали зрению, но доктор Кальвадос поддержал Ясмин, взяв ее крепкой рукой под локоть.
— Расскажите, что произошло перед тем, как барон потерял сознание? — спросил Кальвадос, отводя взгляд. Слабая краска залила его шею. — Возможно, это поможет мне установить более точный диагноз.
— Он только что вернулся домой после напряженного рабочего дня, — начала Ясмин, от внимания которой не ускользнуло смущение доктора, — Пожаловался на усталость и расстройство желудка, начавшееся, как он полагал, после ленча. А потом он просто упал на пол.
— Он ничего не говорил о болях?
— Ничего.
— А раньше он вообще когда-нибудь высказывал подобные жалобы?
— При мне — никогда. Мы только что вернулись из Женевы, мы ехали на машине. Может быть, Андре переутомился?
— Не исключено. Но скорее всего сердечный приступ был спровоцирован какими-то неприятностями по работе.
Отпуск, как правило, восстанавливает, а не изматывает.
Настала очередь Ясмин покраснеть, и она отвела глаза в сторону, не в силах выдержать прямого взгляда доктора.
«Он считает, что это я убила Андре, — в ужасе подумала Ясмин, — они все здесь так считают».
— Вы можете войти со мной, но, прошу вас, не задерживайтесь там слишком долго и не говорите ничего, что сможет его взволновать. Пока его положение достаточно стабильно, но всякое может случиться.
Ясмин поспешила за доктором по продуваемому сквозняком коридору и вошла в блестевшую белизной и хромом палату. Кровать накрывал большой пластиковый шатер, сквозь прозрачные стенки которого Ясмин увидела восковое лицо Андре, утонувшее в подушках, проводки и трубочки, подключенные к голове и рту Андре; рядом с кроватью стояло несколько аппаратов с мигающими на них многочисленными лампочками и светящимися экранами осциллографов.
Ясмин подошла ближе, и Андре открыл глаза. Вначале взгляд его был рассеян, но, остановившись на Ясмин, он стал приобретать какую-то осмысленность. Кожа на лице, казалось, прилипла к черепу, заполнила его углубления, что создавало впечатление старческой дряблости. Глаза Андре глубоко запали, он был бледен… очень бледен. Говоря короткими, прерывистыми выдохами, Андре прошептал:
— Подойди ближе, я должен тебе кое-что сказать…
Прислонившись щекой к прозрачной стенке кислородной камеры, Ясмин с трудом различала едва слышные слова Андре.
«Он должен жить, — подумала Ясмин, — должен, несмотря на этот ужасный вид. Больные всегда плохо выглядят. Это временное, ему должно быть лучше…»
— Сейф… Ты должна открыть сейф. Там лежат деньги, которых тебе хватит на несколько недель. Он… он за портретом моей матери, в библиотеке. Комбинация цифр, запиши: 32-20-14… влево, вправо, влево… — Андре остановился, задохнувшись, из груди его вырвался глубокий болезненный звук. Ясмин увидела на тумбочке блокнот и быстро записала цифры, — Ах Ясмин… Мне так жаль… — Андре опять застонал, глаза его закрылись, но он все же постарался договорить. — Но если со мной что-нибудь случится…
Ясмин испуганно вздрогнула, она не допускала мысли…
— О-о-о, нет, дорогой. Ничего не случится. Доктор сказал…