Наслдство (СИ)

Катя не любила мужа. Да и странно было бы для молодой девушки полюбить человека втрое старше себя. Однако к своему новому статусу она постепенно привыкла, привыкла к суровому мужчине, который даже за ужином говорил только о делах (а обедал и завтракал вовсе вне дома) и уделял ей время в основном ночью или по большим праздникам. Он был деловит, несловоохотлив, терпеть не мог бессмысленные разговоры и женские слезы, и очень любил повторять «не маленькая уже». То ли ей внушая, что следует вести себя по-взрослому, то ли уговаривая себя самого забыть о разнице в возрасте. Но муж ни разу не поднял на нее руку (хотя кричал, было дело), ни в чем не ограничивал (в том числе в деньгах) и полностью вверил ей заботы по дому. Со временем, когда Катя притерпелась к его ночным приходам и погрузилась в домашние дела, первоначальные страх и отвращение по отношению к супругу отошли на второй план, уступив место сначала любопытству, а потом и уважению. Евстафий в свою очередь, заметив, что жена расточительством не занимается, домашними заботами не пренебрегает и по любовникам не ходит, несмотря на явно нежеланный для нее брак, проникся уважением к ней. И вот устоявшийся тихий быт их странной семьи нарушен…

От смерти супруга Екатерина не ощущала ни радости, ни удовлетворения. Чувства свободы тоже не было. С Евстафием ей жилось спокойно и даже привольно. Она практически была сама себе хозяйка. Он не запрещал ей видеться с Елизаветой и даже отпускал ее к подруге погостить на пару недель, не ограничивал ее в покупках (даже если она покупала книги), не придирался к ее поведению в стенах дома… Да много чего было хорошего. Некоторые неудобства, связанные с супружеским долгом или с совместными поездками по таким глухим местам, что не всегда было где помыться и переночевать, она приучилась терпеть. Теперь же ее вольная жизнь закончилась. С одной стороны, вдове никто не указ, однако Катя знала свою семью: указывать будут. И не просто советовать, а будут давить, заставлять делать так, как они ей прикажут. Инкнесса не знала, сможет ли победить в этой войне. Сейчас она осталась одна: против собственной семьи, против пасынка, который старательно пытается выжить ее из принадлежащего ей по праву дома, против высшего света, завистливо перемывающего ей косточки. И Катя не была уверена, что ей хватит сил выстоять.

Взгляд опять зацепился за надпись. Какая же сентиментальная чушь! Но ведь и правда есть в этой глупой фразе…

Темнело. Вдова Мережская опустила на лицо вуаль, прикоснулась еще раз к холодному камню, словно прощаясь, и направилась по тропинке к выходу с кладбища.

Тишина. Ни один листик не шелохнется, ни одна птица не запоет, не слышно ни тихих рыданий, ни скрипа сапог. Никого.

На мгновение Кате показалось, что тени тянутся к ней, хотят схватить ее своими бесформенными мягкими щупальцами, дабы утащить ее под землю прямо в могилу к супругу… Девушка мотнула головой, отгоняя наваждение, и ускорила шаг. Это сказываются переживания. И только. Просто разыгралось воображение.

Кладбище провожало посетительницу гробовым молчанием.

* * *

— Вас ждут.

Аглая приняла намокший от дождя плащ и протянула хозяйке теплую шаль. Екатерина накинула темную ткань на озябшие плечи и направилась в гостиную.

Легки на помине! Все трое заявились!

Первым ее заметил брат.

— Светлой стороны, сестра.

— Добрый вечер.

— Если его можно назвать добрым, — отозвался хмуро отец, разглядывая вымокший подол Катиного платья. — Где это ты ходишь так поздно?

Мать всплеснула руками и тут же кликнула слугу:

— Горячий чай, немедленно!

Екатерина поморщилась от этого крика. Ей совершенно не нравилось, как своевольно, по-хозяйски вели себя эти люди в ЕЕ доме.

Брат ничего не сказал, только попробовал повторить выражение лица отца. Вдова чуть не рассмеялась, наблюдая за потугами Георгия выглядеть взрослым и суровым.

— Отвечай! — нетерпеливо потребовал инкнесс Аристарх Ляпецкой.

— Мне можно сесть? Или отвечать стоя, как говорят перед королями в соседних государствах?

Екатерине хотелось выглядеть независимой, а разговор вести непринужденно и насмешливо. Однако при виде родственников, внутри все сжималось от желания спрятаться. Поэтому голос все равно дрожал. Впрочем, это можно списать на то, что она замерзла…

Не дожидаясь ответа, Катя села в кресло у камина. Отец же наоборот вскочил.

— Ты как со мной разговариваешь? — изумленно спросил он. — Да я тебя…

— Что? — инкнесса приподняла одну бровь, как делал это ее муж, когда его пытались обмануть. — Что ты со мной сделаешь? Я теперь не в твоей власти.

— Ты безмужняя!

— Я вдова! Вдова сама себе хозяйка! Я закон знаю, отец.

— Ишь ты, какая умная! — лицо Аристарха медленно багровело. — Воспитал неблагодарную на свою шею!

— Таша, успокойся, — мать пересела к отцу на диван и погладила его по руке. — Она девочка умная, и сама понимает, что за такое наследство бороться надо. А в борьбе нужна помощь.

— Все-то ты ей потакаешь, Мария! — Сбросил руку жены инкнесс.

— Ты завещание видела? — подал наконец голос брат. — Юриста мужева знаешь?

— Нет. И нет.