Наследие

Лица бобровцев вытянулись. И радость избавления в их глазах сменилась отчаянием разочарования.

– Вот он, властитель округи Перехода, – с поклоном указал Каш на столб с надетым на него телом. Голым, оскопленным, кожа с ног была снята, как чулки, моталась на стопах, живот вскрыт, кишками его была задушена голая девушка – дочь властителя. Но рана напротив сердца властителя и торчащие из волос осколки черепа говорили, что взять его живым Змеи не смогли.

Белый спустился с коня, преклонил колено перед останками властителя. Надо было что-то сказать, но спазм железной хваткой перекрыл горло.

* * *

– Вот такие пироги с котятами, Каш, друг мой! – закончил свой рассказ Белый.

Они сидели в Городском зале. Бобров был маленький город. Но сам Бобер был очень необычным человеком. Он не построил себе замка. Он построил весь город как замок. И жил в пристройке к Залу города, как обычный писарь Городского Совета. За это народ Боброва его уважал так, что его лик был гербом города, что вообще-то не приветствуется Церковью. Но клирики Боброва сумели убедить настоятеля княжества Лебедя на подобное послабление устоев веры, признав Бобра подвижником. И мощи Бобра были захоронены подле алтаря храма Боброва.

За столом сидели близкие Белого и близкие Каша.

– Каш, ты так и не выбрал себе Достойное имя и герб? – спросил Белый.

Каш лишь махнул рукой:

– Все мое скудоумие. Ничего путного в голову не приходило. А то, что приходило, зарубали писари Палаты Достойных – все уже было под этим светилом. А потом не до этого стало. А теперь тем более. Я же тут оказался старшим. Вдруг. Ваше, князь, научение, помогло нам, малым числом отстоять город, хотя более сильные твердыни пали. Их тут было в разное время от трех до двенадцати сотен. Все они умно делали. Даже осадные машины успели построить. Пожгли, твари, порушили город! Людей камнями побили. Заразные трупы в город бросали. Дух сломить нам пытались, вон, у нас на глазах – с властителем… А если их сотни сотен?! Сотни полков?! У меня в голове не укладывается!

Каш вскочил, заметался по залу. Он так и не притронулся к блюдам, что выставили на стол Марк и Ронг. Видя это, и его люди не притронулись к еде, хотя глаза их голодно блестели.

– Успокойся, Каш. Присядь. Вина выпей. Поешь. С голодухи дела не делаются, – сказал Белый.

– На сытый желудок, в отупевшую от жира голову мысли не идут, – опять отмахнулся Каш, но увидев обращенные на него взгляды бобровцев, сел, отпил вина, преломил хлеб. И его люди накинулись на еду, как голодные псы.

– Еще недельку, и мы тоже стали бы, как Змеи, есть своих жен, – простонал Каш.

– Жен? Ты женился? – спросил Белый.

Но Каш посмотрел на него удивленно. Он не понимал, какое это имеет значение?

– Все будет так, как должно быть, – сказал Белый, кладя руку на обтянутое кольчугой плечо Каша. – Потому не отчаивайся. Отчаяние – вообще грех, губящий душу.

– А как не отчаиваться?

– А вот так! – взревел Белый, обрушив латный кулак на столешницу, от чего вся посуда подпрыгнула.

Все бобровцы склонили головы.

– Мы еще живы, Каш! – Белый смотрел в глаза Каша, сжимая его плечо. – А значит, у тьмы не получилось! А отчаявшись – ты уже сдался тьме, пустил ее в сердце свое! Ты видел моих людей? Нас было меньше двух сотен. Половина – женщины и дети. Но мы захватили Ужгород! Сами не верили, но – взяли. И перебили там всех Змей. И город сожгли. А потом нас догнала тысяча Неприкасаемых и пара сотен конных Змей. И вот мы тут. А они – там. И из их тел дубы растут. Да, было нелегко. Да, многие погибли. Да, я сам – в очередной раз – убился. Но на помощь пришли друзья. Потому будем делать то, что должны. А там боги определят, чего мы достойны. Погибнуть с честью. Или победить с доблестью. Понимаешь?

Каш склонил голову. Бобровцы – с восхищением в глазах – тоже. Они еще никогда не попадали под воздействие воли такого высокородного, потому на них Белохвост оказывал влияние, близкое к шоковому.

Это Ястреб посмеивался. Он и сам был обучен такому же. А наличие поколений властных предков помогало ему и с большей силой давить властностью, подчинять людей своей воле.

– Потому, дорогой мой Каш, сейчас поешь, выпьешь, а потом готовь письма во все окружающие города и в Лебедянь. Пусть все – немедленно – уводят людей и увозят все ценное за Хребет. А Лебедянь готовит новобранцев и собирает полки. Вестовые птицы есть?

– Еще три птицы живы, – кивнул Каш.

– Вот и отлично, – кивнул Белый.

– Только не послушает никто, – вздохнул Каш. – Ты же, князь, знаешь нас, пустошников, нашу упертость. Никто не покинет отчий дом. Будут защищать его до смерти.

– Их право, – кивнул Белый. – Но их дети при чем? Женщины?

– А кому мы нужны за хребтом? – усмехнулся Каш. – Думаешь, я не просил у правящего твоего Дома помощи? И где она? Где? Где полки Лебедя?

Белый встал. Лицо его побагровело. Ястреб тоже перестал ухмыляться. Нахмурился. Давнее отличие приморского и равнинного народа Лебедя обернулось расколом и фактическим обособлением одной части Дома от другой.