Три с половиной года я провел в среде профессиональных игроков в пелоту в Майами, и вот в течение короткого времени мир изменился, а наш мир в особенности. Невинность и независимость — если когда-либо эти качества присутствовали в реальном мире — уступили место императиву насилия власть предержащих, людей, для которых игра всего лишь средство наживы, такое же, как и все другие. Были установлены авторитарные иерархические отношения, с более жесткими правилами и условиями работы, при которых работодатель оказывался всегда прав. Деньги за пари не влетали, как прежде, подгоняемые весельем и живостью игры, но организованно циркулировали под наблюдением целой армии бдительных надзирателей и усердных бухгалтеров, которые отвечали за весь денежный поток.
Я продолжал играть с удовольствием и ходить на работу в том же приподнятом состоянии. Но что-то во мне без устали повторяло, что эпоха безвозвратно прошла, что ее заменит какая-то другая, что я на всю жизнь сохраню память об этих удивительных годах, когда каждый вечер, засыпая, я думал, что каждый следующий день будет праздником.
Может быть, так было потому, что я прибыл сюда безо всякой задней мысли. Погрузился в эту жизнь, как в теплую ванну. Финансово я никогда ни в чем не нуждался, мои запросы тоже были ниже запросов некоторых моих партнеров по игре, и главное, имея диплом, я всегда имел пространство для маневра. Поэтому я играл, не забивая голову материальными проблемами, с удовольствием получая зарплату, но особенно не обращая внимания на ее размер, хотя многим она показалась бы мизерной, поскольку они оплачивали жилье и посылали половину семье, оставшейся на родине.
Все начало апреля месяца было одним растянутым «18 брюмера». Каждый день предвещал государственный переворот. Объединившись в новый могучий профсоюз, пелотари, в большинстве своем, стояли за забастовку, за прекращение матчей, ставок, quiniela, nada[8]
. За недостатком участников все фронтоны в Коннектикуте и во Флориде угасли один за другим. 14 апреля — Дайтона Бич, Мельбурн, Бриджпорт, Хартфорд. 15 апреля вступили Палм-Бич, Орландо, Фронт Пьерс и Куинси. Дальше дело усложнилось. Некоторые пелотари, морально не готовые к таким силовым мерам, и другие, которым было необходимо кормить семьи, отказались вступать в профсоюз и объявили о своем желании продолжать турниры. Дирекция «Джай-Алай» только того и ждала и тут же попыталась задушить профсоюзное движение, объединив этих штрейкбрехеров с дюжиной молодых амбициозных басков, срочно набранных во Франции и в Испании, чтобы срочно противостоять забастовке, добиться хоть какой-то численности и отбиться от претензий пелотари, отправить новых игроков на два главных фронтона во Флориде, позволить «Джай-Алай» в Майами и Тампе вновь зажечь огни и начать принимать ставки. Обеспечить непрерывность поступления денег, привести в движение трубопровод.Санти Эшаниз, хозяин фронтона в Орландо, мелькал в телевизоре с кислой миной: «Со всеми теми, кого нам удалось нанять, у нас стало достаточно игроков, не участвующих в забастовке, чтобы проводить турниры. Если профсоюз хочет войны, он получит ее. То, что делают эти люди в этот момент, вовсе не шутка, это просто позор для всего движения. Наш спорт переживает черный период».
Рикки Лаза, представитель профсоюза, отвечал ему тотчас же: «Нет, месье, мы переживаем период эмансипации. Мы достаточно наслушались угроз, унижений, запугиваний. Мы хотим, чтобы ваш Мир Jai-Alai Inc. и все ваши служащие уважали нас, соблюдали наши правила и наше право на труд, признавали наш профсоюз. Мы готовы вести долгую и изнурительную борьбу. Мы начинаем битву Давида против Голиафа. И не забываем, что в этой истории мы — Давид».
На Мексиканском заливе, в Тампе, Жиль Эллис, патрон из патронов, генеральный менеджер Jai-Alai Inc., воинственно двигал челюстями: «Мы, Мир Jai-Alai Inc., против создания этого профсоюза, существование которого мы никогда не признаем. Мы приспособимся к ситуации, используем всех игроков, не участвующих в забастовке, и объединим их для того, чтобы держать в состоянии постоянной работы два основных фронтона, в Тампа и в Майами. Никогда мы не уступим их требованиям».
Мы с Эпифанио немедленно выбрали нашу сторону. С первых дней апреля мое и его имена фигурировали в списке спортсменов, требующих новых условий работы. И четырнадцатого апреля, невзирая на угрозы и прессинг со стороны дирекции, мы сложили наши перчатки, шлемы и форму на корт.