Ответы мог дать только сам Гранит. Оставалось запастись терпением до утра. Ясно было одно: что-то случилось в землях Дитриха, если Гранит рискнул в одиночку пробираться в сторону Макселя.
Утром, сразу после завтрака, велел привести пленника. Не узнай я вчера вечером — сегодня не признал бы, в какой фарш было превращено лицо сатаниста. Лицо приобрело лиловый оттенок, оба глаза заплыли, губы разбиты и опухли на зависть самым губастым негритянкам.
— Вот мы и встретились, Глина! Гранитом тебя назвали по ошибке, тебе больше подходит имя Глина, ты — размазня. Спрошу тебя всего один раз, если не ответишь — будешь гореть на костре. Но не так, как вы сжигали моих сторонников. Тебя будут жечь и лечить, чтобы, как только поправишься, снова пошел на костер. И будет это продолжаться до тех пор, пока ты не отречешься от своей веры и не расскажешь всё. Тебе выбирать, Глина.
Гранит стоял, запрокинув голову, чтобы видеть меня уголком незакрывшегося правого глаза. Налив себе воды, выпил причмокивая, замечая, как судорожно сглотнул Гранит.
— Что будет, если расскажу всё? — пленник сглотнул снова, услышав журчанье воды в кубке.
— Дам тебе напиться и дарую легкую смерть в Берлине.
— Почему в Берлине? — Гранит облизнул распухшие губы с запекшейся кровью.
— У тебя плохая память, Глина. Ты оскорбил мою женщину в Будилихе, а я пообещал ей, что повешу тебя вниз головой.
Молчание продлилось минуты две — было слышно, как снаружи смеясь переговаривается моя охрана.
— Я умру с Верой в Господа, но ты не заставишь меня просить прощение, — выдавил из себя Гранит, еле удерживаясь на ногах.
— Богдан, уведи его, пусть посидит ещё три дня без воды. А потом начните его сжигать, но не до смерти. Мне он не нужен; да и не знает он ничего, чтобы даровать ему жизнь, — я даже отвернулся от Гранита. Это испытанный прием — уже смирившийся с мыслью со смертью человек испытывает необычайно сильное желание жить, уловив или увидев возможность сохранить жизнь.
— Пошли, — Богдан грубо дернул пленника.
Ударившись об Лутова, Гранит завалился на пол и, не успев подняться, обратился ко мне:
— А если я знаю то, что очень важно тебе, сохранишь мне жизнь?
— Уведи его, Богдан, Глина просто торгуется, ничего он не знает, — проигнорировал я вопрос Гранита.
— Вставай, тварь, — могучая рука подняла пленника на ноги, — пошли, тебя заждалась солонина Дойчей.
— Дитрих не придет с войском сюда, — отчаянно упираясь, сделал попытку привлечь мое внимание Гранит, не обращая внимания на тумаки Богдана.
— Я знаю, — равнодушно ответил пленнику, — он должен был появиться здесь ещё дней десять назад.
— Но не знаешь, почему он не придет, — уже из прихожей предпринял попытку купить себе жизнь сатанист.
— Богдан, верни его, — успел крикнуть, прежде чем оба вышли из дома.
— Говори, но ты пожалеешь, если решил просто торговаться со мной, — не выдавая волнения, напряженно ждал ответа.
— Дитрих мертв, некий Ганс Мольтке восстал против него и сверг его, — Гранит практически висел на Богдане.
Налив кубок воды, протянул Богдану, чтобы напоил пленника. Первые три кубка тот осушил залпом, пока я его не остановил:
— Больше нельзя, ты можешь умереть.
— Я умру в любом случае, — прохрипел Гранит.
— Посмотрим, может, Ната будет милостивее меня, всё зависит от твоей информации и ее настроения. Она ждет ребенка, в таком положении от женщины можно ожидать чего угодно. Так ты говоришь, что Ганс Мольтке сверг и убил Дитриха?
— Ганс поднял против него восстание, Дитрих отчаянно защищался в дворце, но погиб.
— И что, Ганс? Какие у него планы насчет войны с Русами? Действует ли ваша договоренность о нападении на Берлин с двух сторон?
— Ты знал? — изумился Гранит, немного окрепший после выпитой воды.
— Я Макс Са, мне помогают Высшие Силы, — усмехнулся на растерянный вид сатаниста. — Кстати, куда бы ты пошел, если бы я тебе даровал жизнь?
— В Будилиху, это мой дом, — негромко ответил Гранит, повторно попросив воды.
— Нет у тебя дома. Сгорела твоя Будилиха, женщины достались Сан-Техе, а сам город перешел к изгнанникам, коим я и даровал это гнездо скверны.
— Сгорела… дикие… изгнанники, — растерянно повторил Гранит.
Налив полный кубок ячменки, протянул сатанисту:
— Выпей ячменки, тебе она сейчас нужнее воды, помяни свою Будилиху.
Дрожащей рукой Гранит взял кубок и опрокинул его в рот, уткнувшись в свой окровавленный рукав. Выдохнув, глубоко втянул в себя воздух, растерянно повторяя наименование своего городка.
— Гранит, больше тебя не будут бить — тебя будут кормить и поить. Ты поедешь со мной в Берлин. Если сможешь вымолить прощение у Наты, я отпущу тебя. Хватит крови русского человека. Пойми это Никон, я дал бы ему умереть в своей постели. Но он выбрал войну, будет ему война до последнего «христовера». Что касается тебя, — ты — пешка, ты исполнитель чужой воли, зла я на тебя не держу. Богдан, отведи его в темницу, пусть местный лекарь осмотрит его раны. И пусть сходит кто-нибудь за Илсом, пора отправлять его в путь.
Гранит стоял, уже покачиваясь — крепкая ячменка на голодный желудок быстро дала о себе знать.
— Пошли, — потянул его за рукав Богдан.