В этом городе нет ничего, кроме плохих воспоминаний для меня и моей семьи. Когда мне было пятнадцать, один из моих одноклассников изнасиловал меня на вечеринке, и моя жизнь уже никогда не была прежней. Меня обвиняли в ужасных вещах, худшей из которых было то, что я выдумала эту встречу. Моих родителей избегали, подвергали остракизму, и все это время они вынуждены были общаться с родителями насильника, один из которых был мэром города. К черту это место. Если Гаррет согласится, я потрачу каждый цент этого гонорара на то, чтобы спасти своих родителей, и на этот раз меня ничто не остановит.
Когда Гаррет возвращается домой в тот вечер, мое настроение взлетает до небес. Он писал из самолета, что еда отстойная, и я заранее заказываю еду навынос из его любимого ресторана.
И сколько бы времени мы ни были в разлуке, всякий раз, входя, он приветствует меня так, будто не видел несколько месяцев. Бросает сумку в коридоре, хватает меня за бедра и прижимается своими губами к моим. Жадный поцелуй крадет кислород из моих легких, оставляя бездыханной.
– Привет, – говорю я, улыбаясь ему в губы.
– Они должны прекратить посылать меня на подобные мероприятия.
– Настолько плохо?
– У меня такое чувство, будто я должен отдать этим парням их деньги.
– Итак, полагаю, из твоего пенсионного плана можно вычеркнуть профессиональную игру в гольф?
– Не похоже, чтобы было иначе, а?
Мы идем на кухню, когда он улавливает запах еды, разогревающейся в духовке.
– Клюшка и мяч. Но половину игры я даже не мог сказать, куда подевался этот проклятый мяч. – По его позе я могу ручаться, что скверная игра в гольф – это не то, что вывело его из себя. Еще раньше он предупредил меня о том, что согласился сняться в эпизоде «Наследия» со своим отцом, но не вдавался в подробности. Мне неприятно затрагивать эту тему, но мне слишком любопытно, чтобы не спросить.
– Итак, хм, что заставило тебя согласиться на шоу с тобой и Филом? – осторожно спрашиваю я, протягивая ему пиво.
– Я сильно в это вляпался, – ворчит он, делая глоток. – В общем, этот ублюдок зашел далеко и дал согласие от моего имени. Лэндон сказал, если я сейчас откажусь, это вызовет слишком много вопросов.
– Чувак, твой отец такой придурок.
– Чувак, я знаю. – Но теперь он улыбается, глядя на меня поверх бутылки. – Ты выглядишь счастливой. То есть, конечно, ты счастлива, потому что я дома…
Я фыркаю. Мой мужчина – образец скромности.
– Но что случилось еще?
Не в силах скрыть ликование, я подхожу к столику и беру чек на гонорар. С размаху я протягиваю его ему.
– Сюрприз.
Его глаза прыгают от бумажки ко мне.
– Матерь Божья! Ты серьезно? Это за одну
Я киваю, поднося к губам собственный стакан с газировкой.
– Ага. За ту, которую я написала для Далилы, – подтверждаю я, прежде чем сделать глоток.
– Это невероятно. Черт возьми, Уэллси. Поздравляю.
– Спасибо. – Я очень довольна собой, когда его бутылка чокается с моим бокалом в ликующем салюте.
– Я серьезно. Я так горжусь тобой. – Его серебристые глаза ярко сияют. – Я знаю, как усердно ты работаешь. И это окупается. Серьезно. – Он притягивает меня в объятия. – Ты заслуживаешь это, детка.
«Вот он, момент, – подталкивает внутренний голос. – Скажи ему сейчас».
Я должна. Я действительно должна. Но в первый раз за много лет я вижу его действительно расслабленным. Никакого напряжения в плечах. Радость в глазах. В тот момент, когда я скажу ему, что беременна, эта легкость исчезнет. Это заставит нас провести дни и недели в сложных разговорах, чего в данный момент мне совсем не хочется.
Так что я прикусываю язык, и мы садимся за ужин. Может быть, я трусиха. Наверное, так и есть. Но я не хочу разрушать то, что представляет собой краткий и совершенный момент. В последнее время у нас их так мало.
Мы даже не успеваем покончить с десертом, а Гаррет уже хватает меня за руку. Касается меня, пока я достаю ложки из ящика, чтобы мы могли разделить огромный кусок торта с шоколадным муссом, который я взяла в своей любимой кондитерской. Но Гаррета не интересует торт, когда он задирает мою рубашку, чтобы сжать мою грудь, я неудержимо дрожу и тоже забываю о торте.
Внезапно мы неуклюже перемещаемся в гостиную, потому что она ближе, чем спальня. Спотыкаясь о падающую на пол одежду. Мы следуем ее примеру, падая на ковер. Голые и целующиеся взасос.
– Боже, я люблю тебя, – ворчит он, впиваясь зубами в мое плечо.
Этот легкий укус заставляет меня застонать. Я сжимаю его голую задницу и приподнимаю бедра, чтобы прижаться к его напряженной эрекции. Снова оказаться в его руках, пусть даже всего через пару дней после его отъезда, напоминает, как же мне это нравится. Грубая химия между нами. Как же сильно я люблю его.
Дрожь возвращается, когда он начинает целовать мои груди. Матерь божья, мои сиськи – гиперчувствительны, перед глазами все плывет.
И после нескольких недель, в которые Гаррет не замечал мои постоянные походы в туалет и благоприобретенную тошноту от запаха яиц, он замечает кое-что именно в этот момент: мои набухшие, нежные груди.