Наследие

Стали отвечать.

Козлов:

– Истопник.

Байрак:

– Охранник.

Рашидов:

– Охранник.

Жека:

– Повар.

Гера:

– Истопник.

Анфиса:

– Повариха.

Плётка искрами посыпала:

– Баб не спрашиваю! Мужикам отвечать! Ты кто?

Ответил раненый Сэнгюм:

– Доктор.

Дед безногий с опухолью в пол-лица поддерживал его.

– А ты кто, обрубок человеческий?

– Я тоже доктор. Его перевязать надобно. Кровь течёт. Кровь людская – не водица, надо ей остановиться, чтобы жизнь не утекла, чтобы силушка пришла, чтобы вспрянул человек и дожил свой честный век!

Усмехнулся Хван:

– Не доживёт! Лахава! Точка!

Ординарец Хвана Лахава моментально выстрелил: пуля в лоб доктору Сэнгюму. Валится доктор.

Инвалид вскрикнул, словно пуля в живот ему попала.

– Ты чего? – Хван в инвалида вперился.

– Я – ничего. А вот ты – чего? – инвалид заговорил с укором. – За что убил?

– За то, что лечил уёбанцев.

– Он людей лечил, а не уёбанцев.

– Уёбанцы не люди.

– А кто же?

– Уёбанцы.

– По-твоему, у них души нет?

– Ты в душу веришь?

– Верую в бессмертную душу человеческую. Душа живёт в человеке отдельно, по своей стати она беспредельна, от мёртвого отлетает, новорождённого жизнью наполняет, её ценить и лелеять надо, а вот оскорблять её не надо – может обидеться и почернеть, тогда навалится адская меть, будешь помечен за плохие дела до тех пор, пока жизнь из тебя не ушла. Изнутри разрушаться будешь, покуда себя не избудешь.

Рассмеялся Хван.

– Командир, пристрелить его? – Лахава спросил.

– Пока не надо.

Плётка Хвана искрой синей в сторону Оле треснула:

– А ты кто?

Заговорил Оле:

– Ад ноупле торфэ, я кодер, кропино простоши-ро инвалид, пристошон хрипонь.

– Якут, коряк?

– Русский ад ноупле броуди я.

– Ты чего мелешь? Отвечай мне по-русски!

– Я ад ноупле торфэ, хрипонь торморош…

– Лахава!

Красная точка прицела лазерного моментально на лбу Оле засветилась.

– Он брато мой!! – Аля возопила, бросилась к Оле, обняла, от пистолета закрывая. – Он русски, мы с Алтая, он инвалиде война! Не стреляйё!

– Сестра? – Узкие глаза Хвана на Алю уставились. – Одна морда, правда. Близнецы?

– Близнецьй! Близнецьй! Мы с Оби! Наша мамо был атаманш Матрёна.

– Атаманша Матрёна?

– Ад ноупле бронишава атаманша хрипонь Матрёна! – закивал Оле головой.

– Очень интересно! – Хван усмехнулся. – И что вы, алтайцы, дети Матрёны, у уёбанцев делаете?

– Мы еда готовил, пироги пекла, мясо жарило.

– Мясо ноупле торфэ, морограши для победителей пристошон.

– Для победителей?

– Дыля победитель, – Аля головой кивает, брата обнимая, заслоняя.

– Для победителей? То есть – для нас! – Хван переглянулся со своими. – Они пир готовили для победителей! Хао! А мы их, подлых лисиц, победили! Так сейчас и попируем! Эскадрон! По лавкам!

Заёбанцы стали по лавкам рассаживаться. Их было больше побеждённых уёбанцев, поэтому садиться тесно пришлось.

– Эй, вы! – на лавку усевшись, обратился Хван к стоящей уёбанцев обслуге. – Мечите на столы, что приготовили!

На длинные столы стали подавать еду приготовленную.

И начался пир победителей. Обслуга принесла всё, что для своих наготовила. И часа не прошло, как всё было съедено под победный смех и вскрики одобрительные. Наевшись, рыгнув, Хван обвел захваченных в пещере взглядом глаз прищуренных:

– А теперь – лекью^[23]! Освободите стол этот! На середину его!

Освободили один из длинных столов, передвинули на середину.

Хван глянул на стоявшую обслугу. Его палец остановился на Гере:

– Ты!

И на Жеке:

– И ты! Полезайте на стол и бейтесь! Который свалится – пристрелим. А кто на столе останется – того отпустим. На волю. Ясно?

Гера не двигался. Жека оглянулся затравленно.

– На стол! – Хван скомандовал.

Жека сразу на стол полез. Гера стоял на месте.

– На стол! Лахава!

Ординарец на Герин лоб красную точку навёл. Гера помедлил чуть. И на стол полез.

– Командир, а чем они биться будут? – спросил есаул Дадуй.

– Предлагайте! – Хван усмехнулся.

Предложения ждать себя не заставили:

– Камнями!

– Ножами!

– Дубинами!

– Костями вот пусть дерутся!

– Лучше – мясом! Вон, ещё осталось!

– Котлами, котлами!

– Ложками!

– Мисками!

Эта идея всем заёбанцам очень понравилась:

– Мисками! Мисками пусть дерутся! Точно! Хао, хао!

– А может, мисками с говном?

– Ты что – в нас полетит!

– Ха-ха-ха!

– Дайте им миски! – Хван приказал.

– Я офицер. И унижаться не буду, – твёрдо Гера проговорил. – Кулаками готов биться, мисками – нет. Хотите – стреляйте меня сейчас.

Хван свой непроницаемый взгляд на Геру направил, губами тонкими, жестокими пожевал:

– Пусть бьются кулаками. Только кулаками, ясно?

В укрывище подземном тишина наступила.

Гера и Жека к битве за жизнь приготовились, каждый по-своему. Гера в боксёрскую стойку встал, Жека – кулаки сжал, в стороны развёл и чуть присел угрожающе. У Геры лицо – спокойное, офицерское, как и всегда. Жека рот свой мокрый открыл, ощерился зубами жёлтыми. И прохрипел угрожающе:

– Мы не бьём, а убиваем, маленьких не трогаем!

И пошёл на Геру. Тот стоял не шелохнувшись. Жека стал бить размашисто, нанося удары снизу вверх, на ногах полуприсев, каждый удар выкриком злым сопровождая:

– Ха, бля! Ха, бля! Ха, бля!