Без своих выносливых коней рыцари превращались всего лишь в расфуфыренную пехоту с громоздким оружием, не приспособленным для ближнего боя.
Пехоту, уязвимую для зомби фон Карстена.
В глубине души Крюгер понимал, что на этот раз отразить атаку фон Карстена не удастся. Что толку от железа и стали, если сражаться надо с призраками, наколдованными графом-вампиром?
Фон Карстен отозвал своих зомби, собрав их на виадуках в самом городе и построив широким кольцом у подножия плато.
Вместо них он выпустил выходцев с того света – духов, призраков, упырей – вечную нежить, пробирающуюся сквозь лес и сквозь камни так, словно их и нет вовсе. Миденхейм был превосходной крепостью, Ульрик покровительствовал городу, но фон Карстен в считанные часы превратил его в некрополь.
Миденхейм, город мертвых.
Лукиен Карр стал первой жертвой. Храбрый, глупый Лукиен. С боевым кличем Белых Волков рыцарь преградил дорогу призрачной тени и сталью встретил бесплотные когти. Дух вошел в Карра, проник под кожу, заморозил сердце, превратил кровь в лед, а потом вырвался из мертвого человека и понесся прочь по узкой улице, и разорванное в клочья тело веером трепыхалось за его спиной. Все закончилось в мгновение ока. Карр упал на брусчатку. Он был унижен, на лице его застыло выражение ужаса.
Много людей погибло точно так же, а духи верещали и хохотали, разрывая плоть рыцарей, издеваясь над беспомощностью воинов, размахивающих молотами и тщетно пытающихся отбить нападение врага, столь же неосязаемого, как и воздух.
Позвали жрецов – в отчаянной надежде, что вера и святая вода устоят там, где железо и сталь оказались бесполезны.
Йерек Крюгер находился посреди этого, с болью наблюдая, как гибнут его люди. Его сжигала бессильная ярость.
Призраки фон Карстена сновали по улицам, они плыли, они летали, они появлялись прямо из каменных стен, они лезли отовсюду, и Крюгер мог лишь махать молотом и удивляться, отчего эти потусторонние тени лишают жизни всех вокруг, а его не трогают. Они клубились в Яме, перенаселенном районе, забитом ветхими лачугами и полуразвалившимися домами. Они проникали в покосившиеся хибары с такой же легкостью, как и в Миденпалас, роскошный графский дворец. Они струились по площадям, и лунный свет просвечивал сквозь их прозрачные тела, они текли по улицам бесконечным потоком бесплотных душ, выплескивающимся из теней и щелей. В графской оранжерее и сочные, мясистые растения, и стойкие многолетние задыхались и увядали, когда их захлестывали ледяные зловонные волны смерти. Мертвая армия фон Карстена угрожала всей жизни на земле.
Жрецы брели по улицам, устрашенные чудовищной мощью призраков и духов, вытягивающих жизнь из рыцарей, и тщетно пытались защитить людей заклинаниями и изгоняющими нечистую силу ритуалами. Здесь объединились служители всех культов: Ульрика, Сигмара, Шальи, Мирмидии, Верены, Морра; жрецы вынесли на улицы колокольчики и священные книги, разбрызгивали святую воду, но от страха путались в обрядах, и хитроумные духи проскальзывали в плоть людей и замораживали их кровь, лишая Миденхейм единственной реальной защиты от гнева графа-вампира.
Верховный жрец Сигмара пострадал больше всех. Старик поднял взгляд на Миденхеймский шпиль и увидел сидящего среди контрфорсов и горгулий Влада фон Карстена. Близорукость не позволила ему различить сардонического выражения бледного лица графа, но внезапная омерзительная эманация первобытного зла ошеломила старого жреца. Он знал, что фон Карстен лишь подобие человека, что его природа на самом деле гораздо древнее и злее, а с холодной яростью порченой крови не сравнится кровь никого из живых существ.
Вампир наслаждался жестокостью, убийством, садистской бойней, жертвоприношениями. В этом он был непревзойден. Он был Владыкой Смерти, он жаждал смертной плоти и смертной крови. Жрец ощутил этот голод, почувствовал, как уступает ему, как его подавляет кровожадность твари, взгромоздившейся рядом с горгульями, насмехающейся над людскими претензиями на героизм.
Булыжники под ногами жреца Сигмара заиндевели, тронутые потусторонним холодом голодного мертвеца, нити изморози поползли по каменным стенам храма, застывая ледяной коркой. Дыхание вырывалось изо рта жреца клубами пара – он, сливаясь с призрачными тенями, пытался выдавить слова заклинания, но его собственное дыхание придавало призракам форму и четкость. Они влезли в него – не один дух, а вся нечестивая стая, и сожрали его бессмертную душу, заморозили легкие, забили горло льдом, чтобы он не мог дышать и говорить, и задушили жреца медленно и жестоко под смех графа-вампира, звенящий над улицами. Холод червем вполз в серебряный молот на его шее, и святой символ, треснув, раскололся пополам. Кусочки упали на мостовую и разбились вдребезги, будто стеклянные. Жрец хватался за горло, царапал собственный язык, пытаясь вытащить его, чтобы сделать перед смертью хоть один отчаянный, последний глоток воздуха.