Наследие

Пристрелив оставшуюся обслугу и забрав из укрывища побеждённых всё, что хотелось, заёбанцы сели на стальных лошадей своих и поехали от замёрзшей реки по своим следам, ведущим к Мухену.

Их походная песня наполнила редколесье, по которому двигались они.

Снег падал хлопьями крупными.

Пройдя мелколесье, в лес вошли. Когда песни походные пропеты были, запевала затянул частушки, и все подхватили:

Разнесу всю избу хуем
До последнего венца!
Ты не пой военных песен,
Не расстраивай отца!

Под горой лежит больной —

Сам стеклянный, хуй стальной.
Захотела ему дать,
Да не хочет он ебать!

Небо тёмно-серое нависло, снег гуще повалил. Но частушки петь не перестали — звучали они одна за другой в лесу хвойном между стволов тёмных.

Стало смеркаться.

Едущие попарно заёбанцы всё пели и пели частушки похабные, словно снегу и сумеркам наперекор. Когда сумерки февральские опустились на лес бесповоротно, в шею ехавшего в последней паре Артёма Браза впилась стрела со стальным наконечником. Не допев слово, он с коня свалился. Едущий рядом и успевший подремать в седле Ясык Хамаж повернулся сонно, глянуть на соседа, но такая же стрела пронзила его шею. Он повалился с лошади. И сразу же в освободившиеся сёдла лошадей железных вскочили ловкие Хррато и Плабюх. Леопардовые шкуры плотно обтягивали быстрые тела их. Из трпу заспинных выхватили они оружие — серпообразные стальные ножи, наточенные о камни речные. Острее бритвы кривые ножи Хррато и Плабюх. Со своих сёдел с ножами в руках прыгнули они на спины двух последних всадников. Два движения молниеносных — и полетели головы с плеч всадников. Удар, другой — и вывалились трупы безголовые из сёдел. А Хррато и Плабюх — дальше, к другой паре — прыг! И снова — молниеносная работа ножей — головы вниз катятся, трупы — из сёдел вон.

А отряд всё своё поёт:

Из-за леса, из-за гор
Показал мужик топор,
Но не просто показал —
Его к хую привязал!

Приглашаем мы людей —

Офицеров и блядей.
Бляди станут воевать,
Офицеров — нам ебать!

Песня, сумерки и снег густой — быстрым белым близнецам помощники. Мелькают руки их, леопардовой шерстью обтянутые, свистят ножи беспощадные. Летят головы с плеч заёбанских.

Не за дело парни любят,
Не за белое лицо —
А за длинный хуй горбатый
И за левое яйцо!

Слышишь, вся изба трещит

С черепичной кровлею?
Это милый мой стучит
Хуем, как оглоблею!

Легко, ловко и бесшумно Хррато и Плабюх делают своё дело смертельное. Режут головы ножи их, словно коса — одуванчики. Прыгают близнецы из очередного седла опустевшего на спину впереди едущего партизана. Кони стальные, потерявши всадника, через несколько шагов останавливаются. Движется отряд поющий в сумеречном лесу, оставляя после себя на снегу головы, трупы и лошадей обездвиженных.

Командир Хван, едущий впереди отряда в паре с начальником контрразведки Лю Цзе Хьяном, щурясь от снега густого, стал замечать, что пение отряда как-то ослабевает, силу свою теряет.

«Подустали герои…» — ему подумалось.

— Наеблись парни, а? — с усмешкой глянул он на Лю.

Тот дремал, бросив поводья на луку седла живородящего и голову на грудь свесив.

«Заебли мы всё-таки этих выскочек уссурийских. — приятно и устало Хвану думалось. — Два года нам кровь портили, метались по сопкам, как лисы бешеные, норовили кусок урвать у нас из-под носа. И урывали, паскуды. В Синде полдеревни заебли, потом — Литовко. Ограбили. Кто-то стукнул им, так и не нашли кто. Экспресс заебли и ограбили. А ведь мы тоже его хотели, планировали, вешали сопли. А они опередили, суки рваные. Путались, барсуки вонючие, под ногами. Путали, лисы драные, планы наши. Но теперь — нет их больше. Нет!»

Он рассмеялся, вперёд глядя, где в лучах голубоватых, изливающихся из глаз его лошади и лошади Лю, клубились крупные, мягкие снежинки.

«Скоро до берлоги доедем, а там — тепло, парни тайваньские ласковые, заботливые. И еды приготовили, и баню истопили. А лисиц уёбанских больше нет!»

— Нет! — довольный Хван произнёс.

И прищурился, вслушиваясь: частушки подтягивал всего десяток голосов.

У папаши хуй мохнатый,
А у брата — хуй стальной.
Снова буду я брюхатой,
Не рыдайте надо мной!

Как у Ваньки-гармониста

Из села Мезинова
Раньше хуй стоял железно,
А теперь — резиново!

— Бойцы, подтяги-вай! — Хван прикрикнул.

Лю, в седле дремлющий, встрепенулся, поднял голову.

Но бойцы на призыв командира не отозвались — всё так же тянули частушку голоса отдельные. И голоса эти прорежаться стали.