Хррато, как зачарованный, следил за уменьшающимися фигурами трёх людей, идущих по лесу. Ворон в тёмной хвое был еле виден. Подождав, он опять с ветки снялся и дальше полетел.
— Они знают про маму! — громко, с укором произнесла Плабюх и задышала, задышала носом. Сапфировые глаза её слезами наполнились.
Хррато молчал. Потом произнёс:
— Они… они…
И затряс своей головой белой так, словно что-то не так сделал. Олень хрипел, лежа в снегу, кровь капала с его губ.
— Убить их? — спросил Хррато, как будто в забытьи.
— Нет! — Плабюх выдохнула и замотала головой. — Нет, нет, нет!
Из глаз её слёзы брызнули.
Хррато руки свои поднял и бросил вниз бессильно:
— Я… я… не знаю… не понимаю ничего.
Плабюх плакала беззвучно, теряющиеся в лесу фигуры сквозь слёзы еле различая.
— Я не знаю… что это, — Хррато произнёс. — И птица.
— Ворон… ворон… — Плабюх всхлипывала. — Белый… Как… камень в ручье нашем… помнишь, мамин ручей?
— Да.
— Там… камень… Белый-белый. Был. Снега белее. На птицу похожий!
— Да, помню.
— На птицу? Да?
— Да, на птицу!
— Да! Да! — вскрикнула Плабюх и коня пришпорила.
Конь из чёрного пластика живородящего с мотором стальным с места взял лихо, снег плотный копытами титановыми молоча. Хррато своего пришпорил.
Они быстро трёх людей догнали. Люди шли по лесу за вороном. Который взлетел с берёзы и полетел вглубь леса. И сел на пень пихтовый.
Трое пошли к нему, наст круша. Они торопились за птицей, но у них плохо получалось: инвалид грузный, пузатый ковылял, в снег проваливаясь, за парня и девушку держась. Парень прихрамывал.
Хррато и Плабюх пустили коней шагом за троицей. Но те даже не оглянулись. Их взоры на ворона устремлены были. Ворон дождался их, взлетел с пня, дальше полетел. Пенсне желтело у него в клюве. Трое спешили за ним.
Плабюх пустила коня своего рядом. Девушка и парень глянули на неё равнодушно. Она же жадно вглядывалась в лица их. Эти лица что-то несли в себе. Важное. И оно касалось их с Хррато. Она не могла понять — что это? Сердце её билось сильно.
Хррато хотел что-то сказать, но снова бессильно руки свои поднял и бросил.
Ворон взлетал и садился. Садился и взлетал.
Трое шли за ним. Плабюх и Хррато — за тремя.
Наконец инвалид из сил выбился. И на снег опустился, дыша тяжело.
— Не могу… ой… мочи нет… — пробормотал он загнанно. — Идите вы за ним. За ним! А я тут… тут…
Он в снег навзничь повалился. Лицо его, опухолью обезображенное, раскраснелось. Не отрывая взора от ворона, сидящего поодаль на ёлке, Аля и Оле остановились. Руки их вцепились в ватник инвалида, потянули. Но сдвинуть грузного старика с места сил уже не было.
— Ну… ну же! — Аля нетерпеливо тянула его.
— Сами, сами… он вас приведёт.
— Ад ноупле. — Оле бормотал, силясь старика поднять.
Но тщетно.
— Ну… так же не надо! — Аля взвизгнула. — Надо идёт за ним!
— Сами, сами… я тут.
— Идёт за ним!
Хррато и Плабюх следили за этой сценой, в сёдлах сидя.
«Камень белый в ручье на птицу похожий мама говорила вот птица белая в воде лежит лежит а потом взлетит и полетит по лесу полетит полетит и всем нам добрый путь покажет.»
«Камень в ручье тот камень он как птица был и мама однажды сказала смотрите вот этот камень белый это птица она тут будет лежать и спать а потом когда время придёт проснётся вылетит из воды полетит и покажет верный путь.»
— Я останусь тут, — инвалид произнёс, в небо глядя.
— Нет! Надо идёт! Ну же!! — бессильно Аля закричала.
— Ад ноупле торфэ… торфэ! — тянул инвалида Оле, кряхтя.
И тоже упал, оступившись.
— Ну же! Ну же!! Он же ждёт!!
Ворон мраморной фигуркой белел в хвое густой, людей ожидая.
— Ну же!!!
И вдруг, не произнося ничего, Хррато вниз с седла свесился, в инвалида вцепился и единым рывком могучим это тело грузное, ватно-засаленное, уставшее поднял и усадил на коня в седло, сам моментально на круп вороной сдвигаясь.
Аля и Оле рты открыли. И не успели они закрыть их или сказать что-то, как сильные, обтянутые мехом баргузинского леопарда руки Плабюх схватили Алю и усадили на коня впереди себя. Затем схватили Оле и усадили на лошадиный круп.
— А… что? — инвалид произнёс, косясь на необычное лицо Хррато. Но вместо ответа тот пришпорил вороного коня своего.
ЧАСТЬ III
Пространство грозы неотвратимо наползало на Телепнёво со стороны Рябого леса.
Дождь, о котором уже месяц говорили в поместье и судачили в деревне, долгожданный, столь необходимый людям, животным и природе июньский дождь, выслал своим предвестником сильный ветер, поднявший пыль с дорог, заколыхавший бордовые мальвы в деревенских палисадниках, спутавший русые волосы деревенских ребятишек и закачавший могучие кроны дубов приусадебной аллеи. И сразу же за порывами ветра послышался дальний раскат грома — совсем дальний, несильный, словно усталый выдох великана Святогора, спустившегося со своих великих гор в долину к людям и улёгшегося на поля отдохнуть.
— Похоже, гроза идёт? — вопросительно произнесла Вера Павловна, расставляя собранные на лугах цветы в старую французскую вазу с потрескавшейся бледно-голубой эмалью.