Наследие

– Лина! – София подалась к дочери и взяла ее за руку. – Тебе нужно хоть два-три дня отдохнуть, прийти в себя. И дать Эдриен снова успокоиться.

– У меня нет времени приходить в себя и отдыхать. И где Эдриен будет спокойнее, чем здесь?

– Без мамы?

Лина повернулась к отцу:

– Зато с вами обоими. А мне нужно опередить эту историю. Нельзя, чтобы она разрушила мое дело, мою карьеру. Я должна ее опередить и выправить свой путь.

– Этот человек мог убить тебя. Тебя, Эдриен и Мими.

– Пап, я знаю, поверь мне. Я при этом присутствовала. Моей дочери будет здесь хорошо, ей все тут нравится. Она целыми днями ни о чем больше не говорит. У меня с собой ее медицинские записи – для ее следующего рентгена. Врач в Вашингтоне считает, что через неделю-другую ей можно будет снять гипс и надеть ортез. Травма обычная и мелкая…

– Мелкая?!

В ответ на этот взрыв отца Лина подняла обе руки:

– Он ее пытался сбросить с лестницы. Я не успевала ее подхватить, не могла ему помешать. Не будь он так глуп и так до омерзения пьян, у него могло бы получиться, и она бы не руку, а шею сломала. Можешь мне поверить, я никогда этого не забуду.

– Дуом, – нежно произнесла София и погладила его по руке. – На какой срок ты хочешь ее у нас оставить? – обернулась она к дочери.

– До конца лета. Да, я понимаю, что это долго, и знаю, что многого прошу.

– Нам в радость, что Эдриен с нами, – ответила София просто. – Но ты не права, что так поступаешь. Не надо ее сейчас покидать. Хотя мы постараемся, чтобы она была довольна и счастлива.

– Спасибо вам огромное. Учебный год она почти закончила, хотя у Мими есть еще задания для нее и инструкции для вас. В новом учебном году это все уже будет у нее позади, и у меня тоже.

Родители минуту молчали, только смотрели на Лину. Золотисто-карие глаза отца и зеленые глаза матери заставили ее подумать, как слились эти цвета в облике ее дочери.

– Она знает, что ты ее здесь оставляешь? – спросил Дуом. – Что уезжаешь в Нью-Йорк без нее?

– Я ей ничего не говорила – мне нужно было сперва спросить вас. – Лина встала. – Сейчас я с ней поговорю, а нам с Мими скоро надо будет ехать. – Лина замолчала. – Я знаю, что разочаровала вас – снова. Но мне кажется, так будет лучше для всех. Мне нужно время сосредоточиться, и я не смогу ей уделить то внимание, которое ей будет нужно. И так мы не рискуем, что какой-нибудь репортер ее щелкнет и выложит в таблоиде в супермаркете.

– А ты как раз будешь искать публичности, – напомнил Дуом.

– Того сорта, который смогу контролировать и направлять. Понимаешь, пап, есть на свете много мужчин, на тебя не похожих. Не добрых, не любящих. И потому есть много женщин с синяками на лице. – Она потрогала пальцем припухлость под глазом. – И много детей с рукой в гипсе. И можешь, черт побери, не сомневаться, что, когда будет возможность, я не буду молчать об этом.

И Лина ушла в праведном гневе, потому что верила в свою правоту. Но к этому гневу примешивалась досада, вызванная сомнением: а вдруг она все же не совсем права?

Через час Эдриен стояла на крыльце, глядя вслед уезжающим матери и Мими.

– Он всех побил из-за меня, и она теперь не хочет, чтобы я была с ней.

Дуом с высоты своего заметного роста нагнулся, ласково положил руки на плечи девочке, посмотрел ей в глаза.

– Это не так. Ты тут ни в чем не виновата, и мама оставила тебя у нас просто потому, что будет очень занята.

– Она всегда занята. Все равно за мной смотрит Мими.

– Мы все думали, что тебе приятно будет у нас провести лето. – София погладила Эдриен по голове. – Если через… ну, скажем, неделю, тебе не понравится, мы с Поупи сами отвезем тебя в Нью-Йорк.

– Сами отвезете?

– Обещаю. Но на неделю у нас останется самая любимая из наших внучек. У нас будет наша gioia. Наша радость.

Эдриен слегка улыбнулась:

– Я ваша единственная внучка.

– И все равно самая любимая. А если тебе у нас понравится, твой деда тебя научит делать равиоли, а я научу делать тирамису.

– Но у тебя будут обязанности. – Дуом погладил ей нос пальцем. – Кормить собак, помогать в саду.

– Вы знаете, что мне нравится это делать, когда я приезжаю. Это не обязанности.

– Приятная работа все равно работа.

– А можно мне будет поехать с тобой на работу и посмотреть, как ты швыряешь тесто для пиццы?

– На этот раз я тебя научу это тесто швырять. Начнем сразу, как с тебя снимут гипс. Кстати, мне сейчас надо на работу, так что мой руки и поехали со мной.

– Окей!

Когда она побежала в дом, Дуом выпрямился. Вздохнул.

– Дети – народ устойчивый. Все с ней будет нормально.

– С ней – да. Но Лине это время никогда не вернуть. Ладно уж. – София погладила Дуома по щеке. – Ты ей слишком много конфет не покупай.

– Я куплю ровно сколько надо.

Райлан Уэллс сидел за столиком в «Риццоз» и делал эту дурацкую домашнюю работу. Как он понимал, у него «домашняя работа» и без того есть – которую дома поручают, так почему бы этой школьной работе не оставаться в этой дурацкой школе? В свои десять лет Райлан часто удивлялся и недоумевал, глядя на взрослый мир и на правила, установленные для детей.