Наследие

– А разве ты и без того не знала, что ребенок был рожден в Америке? Что это доказывает?

– Ну, по крайней мере это, по-моему, доказывает, что Кэролайн была его матерью. Когда я показала фотографию маме, она предположила, что Кэролайн могла сняться со своим крестником или с ребенком ее друзей… что-то в этом роде. Но если она всю жизнь хранила это кольцо, значит наверняка это был ее сын, тебе так не кажется?

– Думаю, да, – кивает Динни и возвращает мне костяное кольцо.

От горячего кофе у меня раскраснелись щеки. Динни смотрит в окно, на людную улицу, он о чем-то глубоко задумался.

– Так как же, нравится вам быть хозяйками поместья? Начали привыкать к новой жизни? – неожиданно спрашивает он, все еще глядя в окно, отвернувшись от меня.

– Вряд ли. Мне кажется, мы вообще никогда не сможем считать этот дом своим. А насчет того, чтобы остаться здесь жить… не знаю. На уход за ним понадобится куча денег.

– А как же все несметные богатства Кэлкоттов, о которых судачат в поселке, вы же их унаследовали?

– Боюсь, это только слухи. Состояние семьи пришло в упадок после войны, и я говорю о первой войне. Мередит постоянно жаловалась, что мои родители ей не помогают, что ей не под силу поддерживать дом и имение. Поэтому она постепенно распродала почти все земли, лучшие картины, серебро… ну и так далее. После ее смерти остались кое-какие деньги, но их едва хватит, чтобы заплатить налоги на наследство.

– А как насчет титула?

– А… он перешел к Клиффорду, отцу Генри. – Произнося это имя, я поднимаю взгляд и на миг встречаюсь глазами с Динни. – Мой прадедушка, тоже Генри, обращался в парламент и внес поправку в грамоту о пожаловании дворянства, потому что у него не было сыновей. Согласно этой поправке титул баронессы мог перейти к Мередит, но потом должен был вернуться к мужчине. Ее наследователю мужского пола или как там это называется.

– Так вот почему Мередит оставалась Кэлкотт даже после замужества? А почему твоя мама тоже Кэлкотт? И как вышло, что ты и Бет тоже носите фамилию Кэлкотт?

– Потому что Мередит буквально вынудила моих родителей так сделать. Бедный папа не мог ей противостоять. Она заявила, что фамилию рода Кэлкотт никак нельзя утратить. У Элланов, видимо, недостаточно веса в обществе.

– Странно тогда, что она завещала дом вам, девочки, если титул перешел к дяде, а ей так хотелось, чтобы продолжался род и все такое, – бурчит Динни, гоняя остатки кофе по дну кружки.

– А Мередит и правда была со странностями. Она никак не могла повлиять на то, кому перейдет титул, но с домом-то вольна была поступить как вздумается. Может, ей показалось, что это лучший способ сохранить семью.

– Стало быть, после Клиффорда титул…

– …исчезнет. Не будет больше баронов Кэлкоттов. Теоретически Клиффорд мог бы обратиться в суд и передать его Эдди, но Бет ни за что на свете этого не допустит.

– Нет?

– Она не хочет иметь с этим ничего общего. Как и с домом, кстати. А это, видимо, определит и мое решение – ведь мы должны были поселиться здесь вместе, если захотели бы его сохранить.

Динни долго молчит. Я почти физически ощущаю сгустившееся между нами облако – это сопротивление Бет.

– Что, в общем, неудивительно, – тихо говорит Динни.

– Что? – переспрашиваю я, наклоняясь вперед.

Но Динни молча откидывается на спинку стула.

– Так почему же вы здесь? Если знаете, что все равно не останетесь?

– Мне казалось, что нам нужно здесь побывать. Что это будет хорошо… хорошо для Бет. Для нас обеих. Вернуться, пожить тут какое-то время и… – я неопределенно взмахиваю рукой, подбирая слова, – пережить заново. Ну, ты понимаешь.

– Чем же это так хорошо для нее? Мне показалось, она даже думать не хочет обо всем этом, не говоря уж о том, чтобы заново переживать. Ваши детские годы здесь, я имею в виду.

– Динни, – я продолжаю не сразу, – когда ты заходил и разговаривал с ней… что ты имел в виду, когда сказал, что ей кое о чем необходимо узнать? Что ты хотел ей сказать?

– А ты подслушивала, что ли? – спрашивает он с непонятным выражением.

Я пытаюсь изобразить раскаяние.

– Что ты имел в виду, Динни? Это как-то связано с Генри? – настаиваю я с яростно бьющимся сердцем.

Динни глядит на меня исподлобья:

– Мне кажется, я ей должен… нет, не то. Это неверное слово. Я уверен, что ей нужно, обязательно нужно узнать кое-что о… о том времени, когда мы были детьми. Я не знаю, что она об этом думает, но… кое-что тогда произошло совсем не так, как это выглядело, – тихо произносит он.

– О чем ты? – Я резко подаюсь вперед, впиваюсь в него глазами.

Динни колеблется, замолкает.

– Бет все время втолковывает мне, что время нельзя повернуть вспять и мы не можем возвратиться в прошлое.

Я быстро поднимаю на него глаза:

– Но я просто хочу, чтобы ты знал, Динни… ты можешь мне доверять.

– Доверять тебе? В чем, Эрика? – спрашивает он, и в голосе его слышится горечь.

– Да в чем угодно. Я на твоей стороне. Во всем, что происходит или происходило.