Наследие Аркона

— Не все в этом мире происходит так, как хотелось бы людям. Даже великие Боги, и те не всегда вольны в своем выборе. Потому и бросаю я камень Макоши, он ответит: «Кому Доля, а кому Недоля!»

Меж шахматных рядов закрутилась игральная кость, выпал «Всадник».

— Сие значит: воевать либо пешему «Гридню», либо конному, остальным стоять, — и Златогор двинул одного из центральных воинов на клетку вперед. Очередь за тобой, Света.

У девушки выпал «Жрец». Теперь она могла ходить любой фигурой, потому что всякая из них ниже «Волхва» по своему положению и опыту. Светлана поставила «Всадника» поверх одного из «Гридней».

— Вот их двое на одной клетке. Они скачут и ходят вместе. Считай, «Колесница» получилась. Если положил свою фигуру поверх вражеской — то захватил ее в полон. Тащи пленного в лагерь.

— А «Князь» на «Волхве» может ездить? — озорно спросил Сев.

Златогор не ожидал такой крамолы, но его опередил Инегельд.

— Волхв старый. Не сдюжит! Он даже коняку на себе не сволокет, а уж гридня и подавно.

Все снова рассмеялись. Златогор в свою очередь метнул кубик — на верхней грани было пусто: — Нет ничего хуже вынужденного бездействия!

— Ну, а что, ежели кто на спину князя вскарабкается? — неосторожно бросил Ратич, даже не глядя на доску.

— Дабы прикрыть его в бою телом, уберечь от мечей и стрел вражеских, — нашелся старый скальд.

— Эх, дед, на всякого князя найдется придворный лизоблюд, — с горечью молвил Ингвар.

— Это смотря какой князь! — ответил ему Инегельд, который завладел камнем Макоши и теперь играючи подбрасывал его на ладони, причем каждый раз, как приметил Игорь, вопреки теории вероятности у скальда выпадал «Волхв».

Беседуя с рунами, думал он, жрец прикасался к тайнам мироздания и постигал их неким шестым чувством, которое нормальному современному человеку представляется интуицией или волошбой.

Но все чаще и чаще это развитое свойство называют истинным именем — магия, Сила, презирающая случай и правящая им.

… Шахматная партия подходила к концу. Сев проигрался в пух прах. Светлана торжествовала. Ратич посапывал во сне, будто ребенок. Златогор тихонько трогал струны, Игорь что-то мурлыкал себе под нос.

— Ба, да у тебя неплохо получается! — нарушил молчание Инегельд.

— Это я так, для себя! — застеснялся Игорь.

— Зря! Песня — она посильнее меча будет! Песня — Велесов дар с Иной стороны — неожиданно сказал старик.

— Изнанка! — воскликнуло Игорево сознание, но вслух парень лишь спросил… — Какого-такого меча!

— Не токмо меча, но и громовой палки, что в крае Иньском изобрели! — поддержал Инегельд Златогора.

— Ну, если вы не против — пожалуйста!

А ведь еще надысь Игорь расставлял по полочкам памяти знания, способные пригодиться в деле защиты острова.

Порох он отмел, не имея ни серы, ни селитры. Если первую еще можно было попробовать получить, обжигая железную или иную руду, богатую сульфидами, с последующей конденсацией газа… Обошелся бы и без нее, кабы сюда пироксилин или хотя бы бертолетову соль… Но куда деться химику без азотной кислоты? К тому же для химических изысканий не хватало времени, а остров был самый настоящий, совсем не Жюль Верновский…

Бетон и цемент пригодились бы при строительстве укреплений, но никто не будет слушать молодого. Когда, оказавшись в крепости, он посоветовал усовершенствовать метательные машины — ему рассмеялись в лицо…

Выдуманная в двадцатом веке Радогора, как оказалось, уступала известным здесь системам борьбы. Всеслав, посмотрев на Ингвара после возвращения с материка, удивился и спросил — в порядке ли парень. Настолько странно, не по-ученому вел он себя на тренировке. Тогда Ингвар-Игорь и отпросился у Учителя под предлогом, что ему надо прийти в себя, восстановиться в одиночестве, отдохнуть. Всеслав решил, что поразительные изменения в технике ученика — результат крепкого вражеского удара по Ингваровой голове, но советовать ничего не стал.

Чем же он Игорь Власов — Ингвар, сын Святобора, может помочь он своему народу? Неужели, кроме волшебного клинка, нечего нет!?

Конечно! Есть!

И у всякого оружия есть своя Изнанка

Мелодии и стихи! В словах скальдов Игорь обнаружил ответ на мучивший его вот уже несколько дней вопрос.

Выполнив необходимые замены в тексте песен, он запел «Дороги», лихорадочно соображая, насколько удачно он превратил русский в словенский середины двенадцатого века:

«…Вьется пыль под сапогами
степями
полями,
А кругом бушует пламя
Да стрелы свистят…»

Не найдя объяснения удивительным метаморфозам собственного сознания и языка, Игорь приготовился к суровой критике.

Скальды разинули рты и во все глаза уставились на руга. Вдохновленный их вниманием он выбрал «Вечер на рейде», благо, помнил песни военных лет с детства, да и какой настоящий русский не любит военных песен.

— Пошли, старик! Нам здесь больше нечего делать, — пошутил Инегельд.

— Еще! Еще! — попросили в один голос Светлана и Сев.

— Да, я не умею.

— У тебя, молодец, хороший слух. Тебе учиться надо! — убедительно произнес Златогор.