Наследие да Винчи

Эриксон уверенно шагнул в проем, Сюзанна за ним. Но к тому, что они увидели, никто совершенно не был готов. Настоящая бойня. По полу, словно ненужная одежда, разбросаны трупы. По кровавым следам можно было проследить последние движения погибших. Кровь стекала по неровному полу, собираясь в лужу в дальнем углу. Умерли они совсем недавно. Все были изуродованы и порезаны каким-то клинком. В середине комнаты, привязанный к стулу и с кляпом во рту, сидел брат Грегори, на котором не было ничего, кроме туфель и носков. На груди у священника проходил неровный шрам — такой Вэнс видел и у Тоси.

— Господи Иисусе, — прошептал Вэнс пересохшими губами, когда к нему вернулся дар речи. Сюзанна отвернулась и ее вырвало. Она словно опять увидела Ливан, то чудовищное насилие, которое люди могут совершать друг над другом.

Вэнс, онемев, засунул пистолет в задний карман джинсов и подошел к брату Грегори. В воздухе сильно пахло смертью — то был запах тех потаенных частей человеческого тела, которые никогда не должны были увидеть свет. Вэнс вспомнил об Ираке — он подумал, что его бы стошнило, если бы не тот опыт.

Когда Вэнс подошел ближе, стоны и пыхтение брата Грегори стали чуть слышнее. В его глазах горел страх, но боялся он не Вэнса.

— Что… — слова неохотно срывались с сухого языка Вэнса, — что случилось?

Вэнс остановился перед умирающим и наклонился, чтобы распутать тряпку, которой был завязан рот Грегори. Сзади кашляла и сопела Сюзанна.

— Кимболл, — ловя воздух, сказал Грегори, когда Вэнс достал кляп. — Это он сделал. Это все он сделал, ублюдок! — Брат Грегори дернул головой и скривился от боли. — Он пришел… и взял…

Священник снова скривился.

— Документы?

— Да, их тоже, но он забрал противоядие! — слова выходили со зловещим шипением; потом священник задергался в конвульсиях.

Вэнса переполнила странная смесь жалости и ликования. Мстить этому беспомощному голому человеку уже не хотелось. Тем не менее должна же быть справедливость на этом свете, и пусть этот человек погибнет от яда, который он использовал, чтобы порабощать других.

— Добейте меня, — сказал брат Грегори, — прошу вас. — И тут Вэнс понял причину страха, которым горели глаза священника: тот боялся боли и ужасной смерти от яда. В душе Вэнса вспыхнула злоба — злоба, которая живет в каждом сердце, — когда он вдруг подумал, что можно уйти, и пусть яд делает свое дело.

Рассудок Сюзанны старался справиться с этой чудовищной трагедией, последние сцены которой разворачивались у нее на глазах. Она оперлась на дверной косяк. Ей надо бы чем-нибудь заняться, чтобы больше не тошнило.

— У вас множество причин убить меня, — умолял брат Грегори; боль накатывала на него все чаще. — Вы должны ненавидеть меня… вы должны, должны! — На глазах у него выступили слезы. — Пожалуйста, ради бога, — кричал он, — нажмите на курок!

— Может быть, — сказал Вэнс, — заключим сделку?

— Чего вы хотите? У меня ничего нет. Я покойник, я лишь хочу умереть быстро.

— Да, — ровно сказал Вэнс, — спорить готов, что хочешь. Полагаю, ты видел, как твои жертвы умирают медленно, я прав? — Грегори успел кивнуть, прежде чем его настиг очередной спазм. — Я выполню твою просьбу, если ты расскажешь мне, почему Кимболл все это сделал.

Грегори посмотрела на него с благодарностью.

— Охотно, охотно, — сказал он.

— Я думал, что у вас с Легацией должна состояться сделка. Вы должны были разделить власть. Почему Кимболл вас убил? Кто-то пытался обмануть?

— Нет… нет, дело совсем не в этом, — начал Грегори. — Кимболл узнал, что его собираются убить… то, что ему не удалось остановить вас, стало последней соломинкой.

— Итак, он знал, где должны храниться бумаги, он решил сделать так, чтобы они не достались Легации, и украл их сам, — догадался Вэнс. Грегори кивнул. — Но почему он… — Вэнс пытался подобрать слова. — Почему бы просто не украсть бумаги и не уйти. Это все, — Вэнс обвел рукой побоище, — было действительно необходимо?

— Он злой человек, — кивнул брат Грегори. — Он при каждой возможности унижал церковь, высмеивал нашу религию. — Негодование придало сил голосу монаха. — Он хотел, чтобы мы страдали; он дразнил меня, убивая братьев; он унизил меня и, через нас, унизил нашего Бога и…

Какая набожность, думал Вэнс, пока священник заканчивал свою обличительную речь. И спросил вслух:

— Значит, он хочет с помощью этих бумаг вернуться в Легацию?