Он не мог подарить ей орхидею. Это значило бы слишком много. Вряд ли кто-то из гостей и даже сам император сумеют понять, но Киоко не обманется. Она знает этот язык хорошо. Не может не знать. И если для других орхидея – красивый и безобидный цветок, для него это признание, конец притворству.
Нет. Нельзя допустить, чтобы она осознала свою власть над ним. Потому Иоши и цеплялся за свою ненависть, за искусно выкованную маску равнодушия, никогда не дарил ей орхидеи и никогда не смотрел в её глаза.
Бездумно сминая рядом стоящие цветы и наблюдая отражение своей ненависти на лице торговки, он достал нарцисс из грубо сколоченного деревянного ведра и бросил на прилавок монету. Женщина, увидев серебро, тут же захлопнула рот, забыв о намерении отчитать Иоши, и слащаво улыбнулась.
– Как всегда, – прошептал Иоши и с единственным цветком направился ко дворцу.
Запахи неслись мимо, отдельные звуки слились в единый гул, который растворился под гнётом неясных мыслей, даже яркие краски северных полотен потускнели. Ум то и дело возвращался к словам сэнсэя. Рассеянного внимания хватало только на то, чтобы обходить препятствия и ни с кем не сталкиваться.
Из неясных, утягивающих вглубь мыслей Иоши вырвал голос настолько же знакомый, насколько ненавистный.
– Иоши-сан, доброго утра.
Иоши очнулся и взглянул в лицо, которое хотел видеть меньше всего. Хотэку был в отряде отца, и он точно не стал бы скрывать от сёгуна, что видел его сына с оружием в такой праздник.
– Хотэку. Как праздник?
– Что-то произошло с принцессой, – Хотэку никогда не отличался учтивостью и этим раздражал Иоши ещё больше.
– Что ты имеешь в виду?
– Киоко-химэ ещё не вышла принимать подарки. Император тоже не появлялся.
Иоши передёрнуло при имени принцессы. Хотэку произнес его без почтения, без уважения. Будто говорил о служанке, которая заболела и не смогла подать чай вовремя.
– Что ещё тебе известно?
– Кая, её служанка, сможет сказать больше. Мне она не стала объяснять, но от вас наверняка не отмахнётся, – как всегда прямо, безыскусно, говорит как думает, грубо, невыразительно, сухо.
– Благодарю, Хотэку, – Иоши слегка поклонился. Он бы с радостью вспорол живот самураю и понаблюдал за долгой мучительной смертью, но воспитание требовало вежливости. – Я узнаю, в чём дело. Отдыхай.
Он выпрямился и зашагал прочь от назойливых торговцев. Толпа обтекала его. Не все здесь знали Иоши в лицо. Не все узнавали в нём сына сёгуна. Но будто невидимая рука мягко отводила в сторону даже приезжих гостей, не давая прикоснуться к спешащему самураю.
Только когда последняя лавка с украшениями из Огненной земли осталась позади, Иоши обратил внимание на тень. Чужая, но как собственная, не отставала и не отпускала. Он вошёл в Жемчужные ворота, открытые в этот день для всех гостей, и тень скользнула за ним.
– В чём дело, Хотэку? – не оборачиваясь спросил Иоши.
– Хочу убедиться, что моя помощь не понадобится.
– Помощь? – Иоши остановился и слегка наклонил голову набок, поворачиваясь ухом к собеседнику, но не удостаивая его взглядом. – То, что отец принял тебя в свой отряд, не значит, что тебе можно вмешиваться в дела дворца. – На самом деле значит. Хотэку входит в императорскую охрану, но Иоши не признавал и не собирался признавать, что статус Хотэку выше его собственного. – Я разберусь.
И он продолжил путь. Тень больше не преследовала.
Во дворце Вечной радости, где всегда проходят праздники и по любому поводу собираются придворные, сновали гости, раскладывая подарки. Никого из императорской семьи не было видно. Даже вездесущей кошки принцессы не наблюдалось. Иоши обошёл здание, пересёк сад и по каменной дорожке направился ко дворцу Лазурных покоев. Пальцы коснулись рукояти меча – это придавало спокойствия. Прав он был, что не послушал отца. Если с Киоко что-то случилось – он готов голыми руками вырвать горло тому, кто причинил ей вред. Но с катаной восстановить справедливость будет проще.
– Киоко-химэ, я привела Суми, – влетела в комнату Кая и, не успев отдышаться, схватилась за развешенную на ширме одежду. – Нужно скорее привести вас в должный вид, там все опять с ума посходили, бегают, как ёкаем покусанные.
Норико недовольно мяукнула и отошла к окну.
Суми взяла влажный кусок ткани и начала стирать косметику с её лица.
– Простите, но из-за обморока придётся рисовать заново. Пока Кая вас приводила в чувство, всё поплыло от воды.
– Это какой-то ужас! – продолжала сокрушаться Кая, пытаясь разобрать все слои праздничного наряда в нужном порядке по цветам.
Суми уже покрывала кожу тёмным порошком, чтобы она казалась ещё смуглее, хотя Киоко нравился её настоящий цвет лица.
– Пока я за водой бегала – один самурай прицепился: что с Киоко-химэ, что с Киоко-химэ… Сейчас за Суми ходила – ещё стражники пришли. Уже вторые! Что они там, между собой поговорить не могут? Ходят, допытываются. Устроили допрос, ещё и не пускали, пока всё не объясню! А как всё поняли, так «поторопитесь, гости заждались». Если бы вы меня не задержали, им бы не пришлось столько ждать!