– В последний раз говорю тебе, мальчик: никакая я не повелительница снов. У меня просто болит голова. Меня чуть не прикончила львиная змея. Или ты уже забыл об этом?
Дару посмотрел ей прямо в глаза и поднял бровь в манере, характерной для ее матери.
– Пусть так, Джа’Акари. Но ты провела некоторое время в Шеханнаме, и это оставило на тебе такой же след, какой оставляет рана на теле. Позволила бы ты оставить свою раненую руку без всякого лечения?
Сулейма поняла, что ее только что отчитал ребенок. Хуже того, она понимала, что он был прав и что она была с ним груба.
– Прости меня, Дару. Я знаю, что ты хочешь мне помочь.
Он снова пожал плечами:
– Я привык к твоей матери. Вы меня не пугаете.
– Так что же ты предлагаешь, о Дару Храброе Сердце? – спросила Сулейма с улыбкой.
– Отправляйся на прогулку, а еще лучше поезжай верхом на лошади. Иногда присутствие животных действует благотворно. Они обладают спокойствием, о котором люди давно позабыли. Еще хорошо бы постоять босыми ногами на песке. Помогает также близость воды, но я уже много дней не чую рядом водоемов, а ты?
– Нет. И это странно. Ани учила нас, что вдоль дороги должны бить подземные источники.
– Я тоже об этом читал, но думал, что неправильно запомнил. Не важно. Пустыня успокаивает не хуже журчащей воды. Если отъедешь подальше и немного посидишь в одиночестве – просто в тишине, закрыв глаза, – может быть, тебе полегчает. Ох, и надень вот это. – Дару порылся в карманах своей тонкой туники, вытащил большой, висевший на нитке камень розоватого цвета и протянул его девушке. – Когда он начнет тяжелеть, приноси мне, я его почищу.
Сулейма замешкалась в нерешительности.
– Что это такое? Похоже на соль.
– Это и есть кусок красно-белой соли. Он может очистить твою… А, просто возьми его с собой, он тебе поможет.
Сулейма надела нитку себе на шею и заправила ее под куртку, хотя и чувствовала себя при этом довольно глупо.
– Спасибо, Дару. Я верну его тебе.
– В этом нет необходимости, Джа’Акари. У меня таких несколько. К тому же я делаю это не только ради тебя, но и ради себя.
– Что?
– Я не боюсь тебя, Джа’Акари… но боюсь твоей матери.
– Это нас объединяет. – Сулейма попыталась снова улыбнуться, но, вероятно, у нее получилась какая-то гримаса. – Спасибо, Дару.
– Думаю, тебе не стоит отъезжать слишком далеко. Твоя рука…
– Я знаю, Дару.
– Повелительница снов говорит, что в округе встречаются крупные хищники.
– Я знаю, Дару. – Сулейма закатила глаза.
– Сам понимаю, что ты знаешь, Джа’Акари, – сказал он ей, и его голос прозвучал очень мягко. – Однако лишившийся своего вашая воин часто решается на неоправданный риск.
Сулейма уставилась на него. Она никому не говорила об Азрахиле.
Откуда он узнал?
– Мне сказали об этом тени, – прошептал Дару, точно она произнесла свои сомнения вслух. – Мне не выпадало возможности поговорить с тобой раньше, но я хотел сказать… – Его глаза блестели, словно темные озера скорби. – Я хотел выразить тебе свои соболезнования, зееравашани.
Зееравашани.
Сулейма развернулась на каблуках и убежала раньше, чем хоть одна слеза скатилась по ее щеке.
Сулейме пришлось признать, что на свежем воздухе вдали от лагеря ее самочувствие действительно улучшилось. Теперь голоса в голове принадлежали только ей. Она слышала их с тех пор, как себя помнила. То были те же голоса, что вечно ныли и придирались к каждой ее оплошности, те самые, которые, подобно детской песенке, все звучали и звучали без конца, напоминая обо всем, что она сделала в этой жизни не так. Самых страшных Сулейма представляла себе в виде кривых теней с острыми зубами и хитрым умом, которые сидели на седле позади нее и пронзительным шепотом издевались над ней.
Азрахиль, – прошептал один. – Это ты его подвела. Это ты его убила. Ты была недостойна его, и теперь его нет, нет, нет.
Нет, нет, – смеялись другие голоса, – его нет.
Ты и одного дня не пробыла зееравашани, – зашипел голосок. – Если бы не твоя глупость, Азрахиль был бы жив.
Азрахиль, – подхватили другие, – Азрахиль…
…Азрахиль…
Поглощенная отчаянием, Сулейма не заметила, как Атеми навострила уши и ее шея окаменела, будто лошадь тоже услышала шепчущие голоса. Девушка не заметила ни того, что ее кобыла начала пританцовывать, ни того, как по ее задним ногам пробежала судорога, которую любой воин, хорошо знавший свою лошадь, принял бы за крик. Сулейма внимала фальшивым голосам у себя в голове, вместо того чтобы прислушаться к правдивому голосу своей доброй кобылы, и не смогла заметить предостережений своей подруги.
Поэтому момент, когда она поняла, что не все голоса звучали исключительно у нее в голове, когда ощутила странный запах в воздухе и странный привкус на ветру, наступил слишком поздно. Атеми резко встала на дыбы, точно собиралась перепрыгнуть через луны, и Сулейма вылетела из седла, словно корзинка, наполненная пшеницей.