Наследие греха

– Послушайте, – сказал Вексфорд. – Последний человек, который ее видел, – одна аптекарша из Кингзмаркхема. Да-да, не сомневайтесь, мы первым делом обошли все аптеки. И вот она припомнила, что, когда Лиз была в аптеке, туда зашли еще трое – девушка и двое мужчин, один молодой, другой постарше. Оба высокие, светловолосые, видимо, отец и сын.

– Но я не говорил с ней тогда, – с облегчением не солгал Арчери. Его мутило от стоящего в комнате запаха. Сильно хотелось спать, а главное, выбраться, наконец, из этой комнаты, где Вексфорд держал их с тех самых пор, как они ему позвонили.

– Миссис Криллинг мертва уже шесть или семь часов. Сейчас без десяти три, а вы ушли из «Оливы» без четверти восемь. Бармен видел, как вы вернулись в десять. Где вы были, мистер Арчери? – продолжал расспрашивать его старший инспектор.

Викарий молчал. Давным-давно – кажется, лет сто назад, не меньше! – нечто подобное уже было с ним в школе. Надо было или признаться и предать кого-то одного, или позволить страдать всем. Забавно, ему и раньше приходило в голову, что Вексфорд похож на директора школы.

– Вам известно, где она, – продолжал полицейский, и его громкий голос звучал угрожающе, зловеще. – Вы хотите, чтобы вас обвинили в соучастии? Вы этого добиваетесь?

Генри прикрыл глаза. Вдруг ему стало ясно, почему он до сих пор уклонялся от прямого ответа. Ведь он хотел того, о чем однажды уже предупреждал его сын, он всей душой стремился к тому, что запрещала религия.

Чарльз попытался вмешаться в разговор:

– Отец… – начал он, но, не получив ответа, обратил к Вексфорду потухший взгляд потрясенных глаз. – А, да какая теперь разница? Она в «Приюте Победителя».

Арчери-старший понял, что до сих пор сидел затаив дыхание. Теперь он смог выдохнуть.

– Она в спальне, – добавил он, – смотрит на каретный сарай и мечтает о куче песка. Она спросила меня, что ей теперь будет, а я не понял. И что же ей теперь будет?

Вексфорд встал.

– Что ж, сэр… – Викарий сразу отметил возвращение в речь неумолимого следователя этого вежливого обращения – железная рука вновь облачилась в бархатную перчатку. – Вы не хуже меня знаете, что сейчас больше не принято наказывать смертью за определенные… – его взгляд метнулся к тому месту, где еще недавно лежала мертвая миссис Криллинг, – …тяжкие и отвратительные преступления.

– Вы нас отпускаете? – спросил Чарльз.

– До завтра, – сказал старший инспектор.

Дождь встретил их в дверях, точно волна или стена из мелких брызг. Его струи уже полчаса барабанили по крыше их машины и затекали в салон через незакрытое окошко-треугольник. Когда Генри забрался внутрь, его ноги оказались в луже, но он так устал, что даже не обратил на это внимания.

В гостинице Чарльз вошел за ним в его спальню.

– Я бы не стал спрашивать тебя об этом сейчас, – начал он. – Уже почти утро, и один бог знает, что нам еще предстоит сегодня днем, но мне надо знать. Я хочу знать. Что рассказала тебе та девушка в «Приюте Победителя»?

Викарию не раз приходилось слышать о том, как люди меряют шагами комнаты в часы душевного волнения, мечась от стены к стене, словно дикие звери в клетке. Но он и представить себе не мог, что однажды сам будет находиться в таком состоянии, когда, несмотря на усталость и крайнее изнеможение, найдет успокоение лишь в ритмичном вышагивании по пространству гостиничного номера, где будет брать трясущимися руками разные предметы для того только, чтобы тут же поставить их на место. Чарльз ждал – он был так несчастен, что у него не осталось сил даже выражать нетерпение. На туалетном столике под зеркалом лежало его письмо к Тесс, а рядом – открытка из магазина подарков. Священник взял ее и начал бездумно сгибать и разгибать кусочек картона с необработанным краем. Потом он подошел к сыну, нежно положил руки ему на плечи и заглянул в его глаза – точнее, как будто в свои, только молодые.

– То, что она мне рассказала, – начал он, – не должно тебя тревожить. Для тебя это будет как… чужой кошмар. – Чарльз не пошевелился. – Только вспомни, где ты видел стих, напечатанный на этой открытке.

Утро было серым и прохладным – из трехсот шестидесяти пяти утр в году таких выдается примерно триста, – не дождливым, но и не солнечным, не морозным, но и не туманным. Одним словом, неопределенным. Полисмен на уличном переходе набросил форменную куртку поверх рубашки, полосатые рольставни поднялись с витрин, по улице засновали пешеходы…

Инспектор Майкл Берден вел Генри по подсыхающим тротуарам к участку. Арчери стало стыдно, когда полицейский вежливо осведомился о том, как он спал эту ночь. Спал он крепко, не просыпаясь. Возможно, он бы и снов не видел, если бы заранее знал то, что только что сообщил ему его сопровождающий: Элизабет Криллинг жива.

– Она пошла с нами сама, по своей воле, – сказал Берден и тут же с непривычной для полицейского откровенностью добавил: – Честно говоря, сэр, я даже не припомню, когда я в последний раз видел ее такой спокойной и нормальной – она как будто примирилась с собой.