Наследие Ирана

С именем Хосрова связано также возрождение науки, сопровождавшееся греческим и индийским влиянием. У Агафия (II, 30) есть известный отрывок, повествующий о греческих философах (видимо, неоплатониках), прибывших ко двору царя царей в 539 г., после закрытия академии в Афинах, и хорошо принятых персами. Вопрос о развитии науки при Сасанидах не разработан в деталях. Некоторые исследователи приписывают персидское происхождение многому из того, что составляет достояние позднейшей мусульманской науки; другие, напротив, отрицают существование сколько-нибудь значительной пехлевийской научной литературы. Мы знаем о Бурзое, знаменитом лекаре Хосрова, который, согласно принятой версии, был послан царем царей в Индию и привез оттуда шахматы и много санскритских книг, таких, как басни Бидпая и труды по медицине, которые Бурзой перевел на среднеперсидский язык. Другие персидские ученые известны только по позднейшим ссылкам. Многие арабские и новоперсидские труды по астрономии, в том числе таблицы звезд (особенно «Зидж-и шахрияр»), указывают на сасанидские прототипы. Можно подозревать, что большая среднеперсидская светская литература оказалась уничтоженной из-за того, что мобеды не заботились о ее сохранении, а мужей науки и литературы больше устраивал арабский язык, чем среднеперсидский с его трудной системой письма.

Несомненно, однако, что многие и различные по своему характеру научные труды были переведены с греческого на пехлеви, а позднее с пехлеви на арабский, что свидетельствует о научной жизни при Сасанидах 12. Эта ученость была, скорее, компилятивной, чем творческой; литературное возрождение во времена Хосрова проявилось не столько в создании нового, сколько в записи и канонизации легенд и сказаний, входящих в иранский эпос. К этому периоду исследователи относят письмо Тансара (или Тосара), который упоминался уже выше, «Книгу деяний Ардашира» и другие произведения пехлевийской литературы 13. Некоторые утверждают также, что авестийский алфавит был создан только при Хосрове. Позднейшие редакции как эпической, так и религиозной литературы затрудняют определение первоначальной записи, но нельзя отрицать активную литературную деятельность при Хосрове.

Сасанидское искусство по праву характеризуют как вершину тысячелетнего развития искусства Ирана. В позднесасанидском искусстве можно видеть греческие и римские элементы, древневосточные архаичные мотивы и чисто иранские темы, например сцены инвеституры царя, сидящего на коне. Непродолжительное оживление греческого влияния при Шапуре I вряд ли нарушило преемственность развития иранского искусства — от парфянской эпохи и Ардашира до Хосрова. Резьба по штуку и алебастру в сасанидском искусстве, как и в позднегандхарском, достигла очень высокой выразительности. Широкое распространение монограмм, символов и сложных узоров характерно для позднесасанидского искусства, как и для раннемусульманского (рис. 113—117). В раннесасавидском искусстве можно заметить стремление к реалистичности изображения, тогда как в самом конце сасанидской эпохи побеждают стилизация и геометрическая изобразительность. Антропоморфные изображения Ахура Мазды, являвшиеся, возможно, пережитком «мессианского этапа» в религиях Ближнего Востока, не встречаются в искусстве последнего периода сасанидской державы. Древние мотивы — сцены охоты, инвеституры царя или битвы всадников — представлены на скальных рельефах и на замечательных серебряных блюдах, причем черты сасанидского искусства в них легко распознаются и не могут быть спутаны ни с чем другим. Этот сасанидский стереотип в искусстве можно считать еще одним свидетельством «замораживания» культуры и общества. Дошедшие до нас памятники архитектуры, скульптуры, торевтики, гончарного и шелкоткацкого ремесла сасанидской эпохи — убедительные доказательства величия и богатства иранской культуры.

Сасанидская держава в конце правления Хосрова казалась сильнее, чем когда-либо, но, несмотря на изменения и реформы, этот век был не только временем нововведений. Скорее, этот период может быть охарактеризован как время подведения итогов, собирания и письменной фиксации — прошлое становилось важным оправданием для действий государства и церкви. Это прошлое, возрождавшееся в эпических сказаниях, традициях и обычаях, было, однако, героическим прошлым знатных родов и княжеских дружин, но не централизованного бюрократического государства, которое стремился создать Хосров. Не напоминали ли его преемники Дон Кихота, когда они заботились о традициях прошлого в то время, как народ был готов уже принять новое пророчество Мухаммада? Знатные роды сохраняли героические традиции Ирана; эти традиции пережили атаки ислама, когда сасанидская держава оказалась повергнутой. Местный сепаратизм и неистовый индивидуализм были и несчастьем, и славой Ирана на протяжении всей его истории. Пройдя через победы и поражения, культура и весь уклад жизни сплотили население страны больше, чем политические институты или даже религия, хотя и они тоже оказались включенными в наследие Персии.

Notes: