Наследие Иштар. Печать Страсти (СИ)

Я досадливо поморщилась. Эти татуировки вызывают, между прочим, совсем нежелательные воспоминания!

Как я только ни пыталась их свести – но от лазера они только становились ярче, и больно было – жуть. На тканевый регенератор и вовсе не реагировали. Под специальным экраном волдырями покрылась абсолютно вся кожа на руках, кроме той, на которой были изображены сами рисунки. В отчаянье я пыталась их перебить, но и тут меня постигла неудача.

Несмотря на старания искуснейшего тату-мастера, ровно через полчаса они возвращали свои контуры… Татуировщик тогда посоветовал никому об этом не рассказывать.

- Почему? – спросила я.

- А чтоб не приняли за ненормальную, - ответил он, пожав огромными цветными плечами, и добавил: - Я немало видел самых разных работ, какие тебе и не снились, и это – непростые татухи.

- А какие? – спросила я.

В ответ мне сообщили, что время моей записи истекло, а потом сменили номер салона.

… Продолжаю обрабатывать плечо мистера Эддара, который смотрит на меня круглыми, и какими-то недоверчивыми, словно я, пока он спал, сама себя украсила этим непотребством, глазами!

Но я не собиралась посвящать его в тайну своих тату! Потому что это действительно тайна! Очень болезненная …

И очень интимная…

События того далекого дня, как вихрь, несутся перед глазами.

Сегодня мне девять лет.

Целых девять, подумать только, с ума сойти!

Родители обещали, когда исполнится десять, подарят мне котика!

Я уже имя придумала ему – Курсивчик, и выбрала в Справочнике самого маленького котика, черненького, с ладонь взрослого человека, ведь животное в космосе – роскошь!

Но Курсивчик будет моей бусинкой, никому не помешает… Нас разделяет всего лишь год, а брежу я котиком с тех самых пор, как научилась говорить: мяв!

На Счастливом Союзе Кибеллы настоящий праздник! Шарики, ленты, тут и там рассыпаны блестки конфетти, и флажки… Флажки… Флажки… Их особенно любит мама… Красные, белые, синие, зеленые, желтые… В их с папой каюте флажки вообще повсюду!

Меня все обнимают, целуют, передают из рук в руки, и Атлант голосом сварливой механической дуэньи ругается, что наверняка меня испортят своим безответственным отношением, и у Тары будет отвратительный характер, и все такое…

А я прижимаюсь к теплому металлическому боку, и Атлант исподтишка сует мне полосатый леденец, и из его левого глаза, того, который не инфракрасный, стекает скупая масленая слеза…

Но робот все-таки заявляет, что я никогда не произойду в человека, если меня так баловать!

Я не очень понимаю, что значит – произойти в человека, да и пусть с ним, леденец вкусный!

А мамуля авторитетно заявляет, что девочки созданы для любви, нежности, поцелуев… И папуля с ней согласен… Подхватывает ее, маму, на руки, и кружит, кружит, кружит… А мне конечно, неловко смотреть на них, но мамочка такая красивая, когда папа ее целует!..

Вечером мама задержалась в моей каюте и долго возится со мной, как с маленькой. Между ее золотистых бровей пролегла морщинка, которую, как ей кажется, ни я, ни папа никогда не замечаем. Я понимаю, что маме что-то не дает покоя! Какая-то тревожная мысль. Ошибка думать, что дети глупые, или слепые. Мы все замечаем, просто не говорим.