А я почувствовала легкость в ногах и поняла, что пока все отвлечены на извозчика у меня есть шанс сбежать. Я не успела до конца додумать свою мысль как ноги сами понесли меня прочь в глубь леса, за спиной я услышала рев зверя и мои ноги сами по себе ускорились, я не чувствовала ни земли под ногами ни нехватки воздуха, я просто бежала, спасая свою жизнь. Не знаю, был ли у меня хоть один шанс спастись или нет, я почувствовала мощный удар в спину, лапы с острыми как лезвие когтями с легкостью повалили меня на землю. В глаза попала пыль из-под собственного тела, острая боль в подбородке пронзила все лицо, я не слышала, как треснула маска, но ощутила это в полной мере, от подбородка к кончику носа пошла трещина, зажимая в тиски кожу лица. Дышать было тяжело, лапа зверя аккуратно прижимала меня к земле. Я завопила в голос от страха и беспомощности. Все что я знала о темсущи это то, что они опасны, о прямой угрозе никогда не вещали, не говорили о них как о беспощадных воинах, но всегда осуждали их существование, их присутствие на этой земле был вызов матери природе, нашим богам и самим серебряным людям.
— Або, нужно понежнее, она нам нужна живой! — Зазвучал голос, нежный женский голос. Медведь что- то рыкнул в ответ, и убрал лапу, отпуская меня. — Только не вздумай бежать, мне было сказано доставить тебя живой, но не целой! — Все так же нежно и мелодично проговорил женский голос свою угрозу.
Спина горела от легкого медвежьего нажима когтей, я с трудом вдыхала воздух, а трещина маски, высвободив мою защепленную кожу, принялась ее царапать. Я с трудом поднимала свое тело, по-глупому придерживая треснутую маску.
Предо мной стояла плачущая ведунья, но смею заметить боевой раскрас ее темными слезами ей удивительно шел. Она была прекрасна как один яркий цветок, оставшийся на промерзлом покрытом белым инеем поле. Рядом с ней стоял ее медведь, послушно подставляя свою огромную голову под ее миниатюрную ладонь и довольно порыкивая.
Я посмотрела на зверя с опаской, потом снова подняла любопытный взгляд на девушку.
Она усмехнулась.
— Никогда не встречала детей Темреса?
Я отрицательно кивнула не в силах вымолвить и слова.
— Пора выдвигаться — раздался грубый мужской голос темсущи, который появился в сопровождении Даниса.
Мне было противно смотреть на этого гнусного предателя, но кровь предков Каганов вскипала во мне, требуя ответ за предательство и справедливое наказание.
Он смотрел на меня, как и в давние времена, стальным рассматривающим взглядом, но сейчас во взгляде читалась развязность и вседозволенность момента. Смерив меня злорадной ухмылкой, он шагнул ко мне, и его рука потянулась к маске.
— Всегда было интересно, каким же уродством ты больна.
Странно, но я не ощутила испуга, сейчас мне было все равно, раскроют ли они страшную тайну моей семьи, видимо потому что я ощущала надвигающеюся на меня кончину.
— Оставь! — Грозно вскрикнула ведунья. На ее крик медведь приподнялся, словно для атаки.
— Все понятно, Вакия у нас не очень любопытна — Шутливо проговорил ратник, но улыбчивое лицо резко сменилось озлобленным. — Каганы, ее предки считают вас чем-то низшим, они обвиняют вас в том, что какими вы родились, хотя сами — Он обиженно кивнул в мою сторону — Прячут свои не совершенства за дорогими расписными масками.
— Но она не Каган, да и я не ведаю о том, что она обо мне мыслит, и потому оставь ее по крайне мере пока не передадим ее нашему вождю.
Вакия медленно двинулась в сторону, с которой мы все прибыли, молчаливый мужчина и косолапый мишка последовали за ней, рядом остался Данис.
— Человек с уродливой душой предателя хочет посмотреть на уродство, что сотворила природа? — Задал я сама себе вопрос, хмыкнув, я решила на него ответить. — Если тебе проще принимать, не замечать своего уродливого поступка, то я позабавлю тебя тем, что я не выбирала, а такой меня сотворили боги и природа. — Моя дрожащая рука потянулась к маске. Мне было страшно, что меня кто-то увидит без скрывающих мое лицо преград, пусть даже жалкий предатель. Никто во всем Альбиониуме не видел мое истинное не прикрытое лицо, кроме моего отца «пусть Анул подарит ему скорейшее выздоровление», матери «пусть Анул ей освятит дорогу на небесах», брата и мачехи.
Данис грубо перехватил мою руку и отбросил ее в сторону.
— Оставь свои уродства для своих бесценных серебряных людей.
Схватив меня под руку ощутимо больно, он потащил меня в сторону моей злосчастной колымажки. Извозчик целый и невредимый сидел на своем месте, он все время причитал, молился богине луны Анул и всхлипывал, подрагивал в рыданиях. Его слабость злила меня, видимо лишь потому, что он отражал все мои эмоции, кои я сдерживала. Люди в слабости и подлости злят нас по-особенному сильно, если они в такие моменты напоминают нас.
Данис небрежно толкнул меня и грозно проговорил.
— Забирайся! — Впервые в моей жизни не я, а мне приказывали.