Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях

Десять часов утра в древнем городе, считает А. Тан, «рифмуются» с десятью часами вечера на Бронной, а Иван Бездомный, мечущийся по Москве, повторяет бег Левия Матвея по улочкам Нижнего Города в Ершалаиме, причем оба «ученика» воплощают в своем беге «запоздалое, бесполезное действие, оба совершают по дороге кражу, тоже запоздалую и бесполезную» (18, с. 22). Вообще же, по мнению А. Тана, передвижение действующих лиц в романе Михаила Булгакова создает целостный образ городского «пространства/времени», т. е. хронотопа, если пользоваться определением М.М. Бахтина. Бежит по Яффской дороге Левий Матвей; появляется и исчезает Афраний; «танцующей походкой» проходит по улицам Ершалаима красавица Низа; вторит ее «танцу» Иуда. А на улицах Москвы герои романа исполняют «па» сатанинского танца, поставленного Воландом (18, с. 26). А. Тан убежден, что исторический Иерусалим первого века нашей эры нарисован в романе Булгакова «с археологической точностью» (18, с. 28).

В конце романа «оба города приобретают вид апокалиптического небесного града». Сопоставление же Ершалаима и Москвы понадобилось Булгакову, по мнению критика, «не только для того, чтобы в современности высветились вечные пласты». Ведь современность сама вторгается в рассказ об Иешуа и Пилате, завершая судьбы участников этой истории (18, с. 28).

Б.В. Соколов, автор многочисленных работ о творчестве М.А. Булгакова, в том числе и Булгаковской Энциклопедии (15, 16, 17), склонен полагать, что «угаданный Мастером Ершалаим во многом оказывается реальнее, чем город, где он живет, — Москва» (15, с. 45). Что же касается источников исторической линии романа, то Б.В. Соколов называет, помимо тех. что уже признаны в булгаковедении, еще и поэму Георгия Петровского «Пилат», которая была издана в Орше в 1893–1894 гг. за счет автора несколькими отдельными выпусками, три из которых «хранятся в Ленинской библиотеке» (15, с. 66).

Б.В. Соколов, как и большинство булгаковедов, отечественных и зарубежных, опираясь на выписки, сохранившиеся в архиве М.А. Булгакова (да и на собственные изыскания) одним из важнейших исторических источников «Мастера и Маргариты» называет энциклопедию Брокгауза — Ефрона, из статей которой «Легион», «Когорта», «Центурион», «Чародейство», «Бог», «Никодимово евангелие», «Турма», «Шабаш ведьм», «Аква Тофана», «Алхимия», «Пилат» и др. писатель почерпнул множество сведений для своего романа. Словом, приходит к выводу Б.В. Соколов, «из мозаики разнообразных деталей Булгаков создал исторически достоверную, живописно-рельефную, можно сказать, кинематографичную… панораму жизни людей другой эпохи, которые вместе с тем оказываются так близки и понятны нам сегодня» (15, с. 97).

Впрочем, еще задолго до того, как Б.В. Соколов начал печатать свои статьи о творчестве Булгакова, шведский булгаковед Ларс Клеберг заметил, что события и люди Москвы в «Мастере и Маргарите» фантастичны и гротескны, тогда как то, что мы узнаем об Ершалаиме, кажется исторически и психологически достоверным (12, с. 114).

Камил Икрамов в опубликованной посмертно статье, посвященной вопросу трансформации источников в «Мастере и Маргарите», иронично напомнил, что в 1968 году В.Лакшин писал, будто булгаковский Иешуа — это на редкость точное прочтение основной легенды христианства, прочтение в чем-то гораздо более глубокое и верное, чем евангельские ее изложения. Сам же К. Икрамов считал, что Иешуа у Булгакова только по внешним признакам соответствует образу, созданному евангелистами, что его сходство с Христом чисто внешнее. Иешуа у Булгакова прощает сильных мира сего, а в первую очередь — палачей. Что же до слабых людей, то они его просто не интересуют. К слабым Иешуа строг, а вот жестокий кентурион Марк Крысобой для него — «добрый человек» (10, с. 5).

Отказ Иешуа в романе Булгакова от родителей и от той родословной, которую христианская традиция приписывает Иисусу, по мнению критика, восходит к ортодоксальной иудейской версии, то есть к талмудистскому трактату «Авода хара», ибо именно талмудисты называли одним из возможных отцов Христа сирийца, солдата селевкидской армии. Поэтому булгаковский Иешуа заявляет, что ему говорили, будто его отец был сириец.

К. Икрамов отметил и словоохотливость Иешуа в противоположность Иисусу Христу, который в Евангелиях подчеркнуто молчалив. Это также важный элемент трансформации образа Христа у Булгакова. Характерное отличие Иешуа от Христа состоит в том, что ему приходят в голову «кое-какие новые мысли». У Христа «новых мыслей» не было, он явился лишь свидетельствовать об истине. Поскольку Пилат понравился изувеченному Иешуа, это, по мнению К. Икрамова, говорит о неразвитости нравственного чувства у Га-Ноцри. Ведь такая симпатия к жестокому прокуратору противоестественна. Словом, критик полностью отрицает тождество Иешуа и Христа (10, с. 5).