Наследие Моры. Между мирами

Осколки воспоминаний выстраивали не радужную картину. Он сам себя обрек на заточение. Ошибкой стала жестокость, которую порождала губительная способность принимать чужой облик. Вместе с ним Маир впускал в себя память, таившуюся в бесконечном сознании владельца образа. Конечно, со временем он научился заглушать чужие воспоминания, но прежде они изменили его. Тогда он испытывал на себе людскую боль. Задыхаясь в водовороте гниющих пороков, все его нутро медленно наполнялось ненавистью. Хоть пучину мрака пронизывал белый луч святыни. Люди называли ее любовью. Но тьму Маиру оказалось принять намного проще света. В ней меньше драмы, да и любовь ему была незнакома. К тому же в сороковых годах кровь лилась рекой не только по вине Маира. Люди с жестокостью убивали друг друга. Уничтожали все живое. Не порыв ветра заставлял стрелять, не слепящее солнце отнимало жизни. Нет. Люди губили самих себя, напрочь забывая о другой, незаметной им жизни. Гибли деревья. Искореженная земля стонала. Воздух был пропитан смрадом. Человек калечил мир, в котором Маир мечтал жить, сбежав из мертвого тумана Небулы, где он блуждал в бесконечном бельме, где время стояло, где не было пения ветра. Он просто хотел жить там, где душа дышала. Поэтому о жалости к людям тогда не было и речи. Теперь он винил и презирал себя за то, что, заразившись недугом убийцы, причинял боль невинным созданиям земли. Стал зверем, тварью, и не было ему прощения.

Тогда он понадеялся, что в сторону него, окруженного лугару, хранительницы побоятся даже вздохнуть и наконец-таки его отпустят. Но правда сжала его горло крепкой хваткой. Гибель людей по его вине или по вине лугару привела за ним сестер. А после – многие годы туманной тюрьмы в забвении.

Сейчас же все иначе. В две тысячи девятнадцатом в мире людей спокойно, но каждый человек, как отбившийся волк от стаи, – скалился, нападал, пытался выжить. Былых зверств сейчас не скрыть, поэтому и приходилось довольствоваться жителями леса.

Каждый раз, обдумывая прошлое, Маир закипал былой злостью и ненавистью. Когда гнев достигал пика и возникало желание крушить все вокруг себя, успокаивало единственное светлое видение.

На одиноком валуне сидела девушка и через плечо глядела на него. Желтые глаза блеснули, и она сказала:

«Я твое очищение души. Я помогу обрести покой».

От этих слов на его лице появлялась улыбка, а злость и ненависть растворялись, уступая месту трезвому разуму. Хладнокровие не приведет его к желаемой духовной и физической свободе, теперь он это ясно понимал.

Высокие деревья как будто приветствовали его, размахивая раскидистыми ветвями под мелодию ветра. Долго Маир бродил на окраине Домбая, поглядывая на огоньки поселка и окружавшие его горы. Они, как величественные стены, отделяли поселок от остального мира, создавая невероятную атмосферу тихого, но теплого уединения с природой. Горы хоть и спрятались в ночи, но его взору были видны. Манили заснеженными копьями верхушек. Вот бы почувствовать холод снега! Жаль, что сущность лугару не способна улавливать температуру, зато она ярче ощущала ветер, звуки и касания.

От размышлений Маира отвлекла черная фигура, неожиданно выскочившая из леса. Она устремилась с нечеловеческой скоростью к поселку. Он почувствовал знакомую магию тумана и не раздумывая ринулся за фигурой, надеясь, что это девушка с желтыми глазами или хотя бы тот, кто знал, где она. Деревья и пожухшая трава размылись в глазах, как в испорченной фотографии. Сверхъестественная скорость всегда искажала окружающее, поэтому Маир редко использовал эту способность, каждый миг в мире людей для него был дороже жизни.

Выяснилось, что это была одержимая гневом Кира – очередная пострадавшая Небулы. А завершилась ночная прогулка совершенно неожиданно. Маир наконец-то наяву встретился с девушкой с желтыми глазами.