Однажды, лет в четырнадцать, она даже наткнулась на какие-то отметины на камне в основании Стены. Скорее всего, это просто были следы древних моллюсков или водорослей, но Арил придерживалась другого мнения. Она тщательно перерисовала все символы, потом неделю копалась в книгах по истории Лорисента и донимала библиотекаря в школе, пока не пришла к грандиозному открытию. Ткнув в камень пальцем, Арил серьезно сообщила Арту, что это дата основания Стены.
– Сто двадцатый год! – торжествующе сказала Арил, уперев руки в бока. – Я смотрела по книгам. Раньше так обозначали цифры. Вот, посмотри. Этот символ, похожий на половинку круга, значит сто, а эти крестики обозначают круглое число. А так как их два, значит это двадцать.
«Тогда и проснулась ее страсть к истории?», – подумал Арт, вспоминая этот эпизод с улыбкой. – «А ведь, похоже, она и правда узнала год основания Стены. Почти тысячу четыреста лет стоит этот каменный монстр».
Арт медленно побрел к дому. Ему не хотелось вспоминать прощание с Арил. Ее признание все портило. Словно теперь между ними навсегда образовалась такая же Стена крепкая и непреодолимая. И сколько не пытайся сокрушить ее – все безвозвратно утеряно.
Глава 5. Тот, кто все потерял
Месяц Расцвета, 1575 год после Второго потопа
– Давайте, парни, не подведите меня, – доносится голос командира. – Мы должны быть наготове, если что-то пойдет не так. Нам приказано стрелять, если толпа станет неуправляемой.
– Уже нет сил сидеть здесь, – бурчит сбоку Люк.
Виктор молча потёр шею. Шлем натирает, и пот льет градом, но он сидит за баррикадой, держа наготове винтовку. Приказ есть приказ. Они лучшие бойцы во всем Локине, и обязаны быть лучшими во всем. Напряжение нарастает ежесекундно, и он кожей чувствует надвигающуюся неуправляемую опасность.
На площади перед зданием металлообрабатывающего завода не остается свободного места. С каждой секундой толпа разрастается, лица людей смазываются, слившись в единое возмущенное лицо. Виктор видит транспаранты с обжигающе-красной надписью: «Отказываемся быть рабами!». Видит лица женщин с опухшими от слез глазами, яростные взгляды мужчин и юношей, сжимающих кулаки. Они все пришли за справедливостью, которой в этом городе не может быть.
– Мы требуем отмены рабского труда! – заскандировала толпа.
– Жители великого города Локин, – громогласно объявил командир гвардии. – Просим вас разойтись мирно.
– Пусть выйдет этот трус губернатор! – взвыла толпа. – Пусть ответит на наши требования!
Виктор напряженно вглядывался в толпу. Он увидел, что у многих рабочих в руках появляются молотки и кирки. На первый план выступил ряд возмущенных мужчин, неумолимо надвигаясь на баррикады. Забастовка стремительно перетекала в восстание, агрессия перекидывалась от одного человека к другому, заражая всех без разбора – женщин и мужчин, стариков и детей.
С глухим стуком в баррикаду врезается камень. За ним еще один. Теперь они сыплются почти без остановки. Виктор чувствует, как один из камней чиркает по шлему, и невольно вздрагивает.
– Сейчас пойдут, – шепчет Люк.
Вчерашний мальчишка, он глядит на вопящую толпу с нескрываемым ужасом. Затем спускается ниже за баррикаду и снимает шлем, вытирая пот со лба.
Люк оказался прав – толпа двигается вперед. Из нее выбегает парень с повязкой на лице, размахиваясь и кидая в баррикады зажигательную смесь. Гул скандируемых лозунгов перекрывает животный вопль. Виктор поворачивает голову, и все происходящее замедляется. Он видит каждую деталь.
Как солдат, стоявший совсем рядом с ними, за мгновение превращается в горящий факел. Бежит прямо в толпу, крича не своим голосом. Пробежав несколько метров, он падает на брусчатку. Виктор видит, как скукоживается на нем одежда и кожа, обнажая красное мясо. Его тянет вырвать и он закрывает глаза, сдерживаясь.
Толпа на мгновение замирает. Но гул нарастает снова. Теперь они ликующе кричат. Виктор открывает глаза в тот момент, как другой мужчина снова зажигает бутылку со смесью. Остальные забастовщики бегут на солдат с улюлюканьем и угрожающими криками. И уже не разобрать, кто из них кто.
– Огонь! – в панике кричит командир и первым открывает очередь по толпе.
Большая часть людей уже прорывается за первую полосу баррикад. В ход идут дубинки. «Их слишком много», – проносится в голове у Виктора. В руках дрожит винтовка, и он все не может заставить себя выстрелить. Рядом Люк, часто моргая от пота, судорожно нажимает на спусковой крючок, стреляя без разбору.
Царит хаос. Часть солдат заживо горят, других по несколько человек забивают палками. Пачками падают подстреленные мужчины и женщины. Загорается транспарант с лозунгом о свободе и правах для рабочих. Вокруг все дымится, вопит и умирает.
Рядом короткий детский вскрик. Люк падает. Камень попадает ему в глаз, и он рыдает, корчась и прижимая ладонь к окровавленному лицу. Виктор больше не думает. Холодная ярость сжимает виски.
«Либо они, либо мы», – бьется в голове единственная мысль.
И он, одурманенный всеобщим безумием, стреляет.
*