Наследие поколения 1898 года

(Поэты поколения 1925 года[4] — самая талантливая плеяда поэтов за всю историю испанской литературы со времен Золотого века — полностью избежали влияния Унамуно и, несмотря на все уважение к Мачадо, испытали лишь незначительное влияние последнего. Воспитанные на культе «чистой поэзии» X. Р. Хименеса, они постепенно отходят от нее в 30-е годы: Альберти — проникнувшись боевым революционным духом, Салинас — после публикации «Тебе поющего голоса», Сернуда и Лорка — в поисках нового поэтического кредо, отличного от того, которое было у Хименеса и Ортеги. Отход от «чистой поэзии» Гильена и Алейсандре относится уже к послевоенному периоду.) Вакуум этот пытались заполнить те, кто остался в Испании, что, как мы увидим, привело — в качестве реакции на бескультурье, насаждавшееся официальными кругами в те годы, — к несколько искусственному преклонению перед представителями 1898 года (несмотря на малозаметную, более чем скромную роль, которую играло большинство из них в мрачный период с 1936 по 1939 год).

Намерение по сути своей благородное: в то время, когда культура наша была искалечена, а историческая связь с прошлым прервана силой оружия и по прихоти тех, кто с его помощью стремился возвести на престол ничтожных кумиров, восстановление мостов, связывающих нас с нашими вековыми традициями, представлялось не только желательным и своевременным, но и совершенно необходимым. Нападки режима на представителей поколения 1898 года совершались во имя того самого «призрачного завтра», которое предрекал Мачадо и под чисто испанскими по духу своему лозунгами: «Смерть интеллигенции!», «Да здравствует смерть»[5]. Защищая их наследие, последователи поколения 1898 года в то же самое время защищали наше будущее, создавали условия для появления новой культуры, которая, вобрав в себя старые традиции, привела бы к появлению нового поколения, способного глубоко понять проблемы нашего общества, нашего времени. Отстаивая культуру вчерашнюю, они отстаивали также культуру будущего, облегчали нам критический анализ, который позднее позволил бы нам заявить о своем существовании и мировоззрении.

В 1955 году — в год смерти Ортеги и выхода в свет первых произведений группы писателей, которых сегодня некоторые называют «поколением 50-х годов», — такой мост уже существовал. Благодаря усилиям последователей связь с поколением 1898 года была восстановлена, и его представители заняли главенствующие позиции в тесном и сереньком духовном мире Испании. Если реакция и продолжала свои нападки, то они не встречали никакой — или почти никакой — поддержки среди молодежи: псевдокультура, которую попытался было навязать правящий режим, исчезла вместе с мечтами об Империи, не оставив о себе ни памяти, ни сожалений. Непризнанное, запретное, творчество наших «отцов» было предано забвению, а над нами царила тень наших «дедов», более чем когда-либо недосягаемых для критики. «Реабилитация» «отцов» началась гораздо позже и отличалась ярко выраженной преднамеренной необъективностью. Критерием отбора в данном случае послужило их отношение к представителям 1898 года. Так, среди прочих были незаслуженно обойдены вниманием и забыты Бергамин, Ауб, Сендер и в особенности сам Сернуда. А пока, как и в 1925 г. — вследствие страшной пустоты и потрясений, вызванных войной, — Унамуно и Мачадо, Асорин и Бароха, Ортега и Хименес находились в зените своей славы.

Не злопыхательство и не дурные намерения привели нас к критике — более или менее справедливой и убедительной — Ортеги-и-Гассета. Наша критика ни в коей мере не была выражением «тотального отрицания» (какой, кстати, являлась и, до сих пор является критика некоторых «интегристов»); она была нам необходима для утверждения нашей будущей свободы. Речь шла не о том, чтобы полностью отказаться от доставшегося нам наследия, как то пытались представить наши противники, а о том, чтобы ассимилировать его и затем переосмыслить в соответствии с нашими взглядами. Если и допускали мы некоторое непочтение, то оно было меньшим, гораздо меньшим, да и во сто крат более оправданным, нежели то непочтение, которое, к примеру, допускала молодежь поколения 1898 года по отношению к Гальдосу и другим писателям предшествующих поколений[6]. Говорят, что несдержанность и неумеренность являются грехами молодости. В таком случае грешили и мы, но исключительно потому, что были молоды.