Наследие предков

— Мы учились с ней вместе, — продолжал Митрофан. — В один класс ходили. Тогда она другой была. Всегда в стороне держалась да помалкивала. Волосы такие длинные у ней всегда были. Медные, блестящие. Она их в косу заплетала и через плечо перекидывала. Все в школе знали, что с головой у нее непорядок. Конечно, они подтрунивали над ней, обзывали. А мне ее жалко было. На уроках ее не спрашивали, работы письменные она не сдавала. Учителя у нее контрольные устно принимали, когда не видел никто. Оставят после уроков и ждут, когда телега с провиантом приедет. В том и заключалась «контрольная». Однажды, я подошел к Авроре на перемене. Хотел ее печеньем угостить, которое мать моя ко дню рождения моего испекла. Так она смеяться надо мной стала, что мол не съели все, а выкинуть мне жалко, так я решил ее подкормить. Но она ведь не свинья, чтобы объедки подъедать? Она гоготала так громко, что вокруг нас все собрались. Остальные подумали, что дышу я к ней неровно. И чем громче она смеялась, тем больше они подначивали меня. Тогда я понял, что кроме дурости в ней еще и злоба живет. Она ненавидит нас. Ненавидит тех, кто нормальный.

— Ты ей последней печенье съесть предложил? — внезапно спросил Радомир.

— Не в том суть.

— Значит, жалко тебе ее было. Потому ты объедки ей принес?

— Я не был виноват в том, что все целые печенья разобрали. Но какая разница? Я единственный к ней подошел за долгие годы!

— Над тобой смеялись всего раз. А над ней — каждый день по многу раз. Она сказала тебе правду. В глаза. Не таясь. И рассмеялась тебе в лицо в знак презрения к поступку твоему. А ты не ожидал. Даже не подумал о том, что будь она не дурой, никогда бы не понес ей предлагать объедки.

— Вы защищаете ее, потому что влюблены.

— А ты пожалел ее, потому что влюблен был.

Митрофан молчал.

— И предложи ты ей одной из первых угощение, она бы с радостью его приняла. Но ты не стал этого делать, боясь прослыть болваном, в дуру влюбленным. Потому ты сначала других накормил, а потом к ней, как к свинье, подошел.

— Она была красивой. И мне было ее жаль.

— Ты хоть сейчас не ври себе, ладно? Ты был влюблен, а она над тобой посмеялась. И ты обиду затаил. Думаю, после того случая ты подтрунивал над ней пуще остальных. И обзывал, наверное, не за углом, а в глаза, да так, чтобы остальные видели, чтобы никогда не подумали, что ты можешь любить Аврору-дуру.

Два шага. Митрофан приблизился к Радомиру.

— Я правду Федору сказал. Катерину отравили мышьяком. Франя тоже правду сказала. Она видела, как Аврора ночью из больницы выходила. Ромик вспомнил, как Аврора за ядом к нему приходила. Это она убила Катьку. Вы любите ее, потому поверить в это не можете.

— Да, я люблю ее. И знаешь, даже если бы это сделала она, я бы все равно ее защитил. Потому что люблю. Но ты, в отличие от меня, поклеп на нее возвел, чтобы в убийстве обвинить. Ты знал о мышьяке. Ты знал, за что госпожа Анна уволила Аврору. В тот день ты возле палаты Терры крутился. И все подслушал. Ты сдал ее, потому что до сих пор любишь. Потому что она в меня влюблена. Потому что интерес мой к ней заметил. И понял, что я на досужие разговоры внимания не обращаю. Что мне все равно. А ты струсил. Побоялся чувства ей открыть, потому что не хотел быть осмеянным. Ты трус, Митрофан. И теперь она моя жена. И мне принадлежит. И ночи со мной проводит. И нравится ей это. И понесет она от меня. И родит она детей мне. Здоровых детей. Потому что «дислексия» и «дебилизм» разные понятия, хоть и пишутся с одной буквы. А ты, мой бывший ученик, никогда не займешь мое место. Потому что, в отличие от меня, ты трус.

— А-а-а!!! — закричал Митрофан и сделал то, на что Радомир его спровоцировал.

Подсечка, удар в живот, другой в грудь — и Митрофан лежал на полу.

— Если из поселения не свалишь, я найду и убью тебя. Все понял?

— Д-д-да…

Шум в стороне. Радомир бросился в сторону и врезался в стену.

— Сюда! — закричал Митрофан. — Сюда! Он здесь!!!

Луч света ослепил Радомира. В помещение ворвались двое. Он бросился на одного и сбил его с ног. Другой ударил его по спине.

— Сволочь! — закричал Радомир и с разворота всадил ногой в живот противнику.

Потасовка длилась недолго. Не зря Август обучал охранников и детей главного дома отдельно от других. Они знали приемы ближнего и дальнего боя. Они владели техникой ударов в болевые точки. Они умели ломать кости и вывихивать суставы ловкими движениями рук. Радомир никогда не был выдающимся учеником. Но и среди отсталых он тоже не значился.

Разоружив двоих людей Федора, Радомир приставил к горлу одного из них нож и стал задавать вопросы:

— Куда вы меня приволокли?

— Этот дом пустует. Мы на самой окраине поселка.

— Кто приказ отдал меня здесь держать?

— Федор.

— Кто обвинил мою жену в убийстве Катерины?

— Федор.

— Что он собирается делать?

— Я не знаю. Нам велено вас до утра тут держать. Там толпа к больнице идет. Она-то все и сделает.

— Толпа? — переспросил Радомир.

— Да. По поселку слух пошел, что жена ваша — убийца. Вот люди и собрались все сами решить.

— А Федор где?