Наследие предков

Сейчас золотая пора для антропологов, особенно у нас в рейхе. Ленц абсолютно справедливо заметил, что во главе нашего государства впервые стоит высокоавторитетный лидер, признающий главной политической задачей расовую гигиену. Все ученые сильно выиграли в условиях нового режима, даже несмотря на то, что мы вынуждены мириться с изрядным количеством глупостей и грубостей. Каждый из нас понимает, как важно провести точные и объективные границы между классами и расами — ведь именно научная точность убеждает рядовых граждан в справедливости и нерушимости наших законов.

Мы все внесли в это свою лепту. «Наследие предков» не пожалело человеко-часов на разработку закона о здоровом браке, особенно на определение наследственной дегенерации во всех ее многообразных ипостасях. И сам я до нынешней экспедиции успел приложить руку к развитию наиболее многообещающих аспектов евгеники — поиска новых методов увеличения рождаемости среди людей высшего сорта. Это эксперимент в масштабах целой страны, не говоря уж о том, что столь щедрой финансовой поддержкой просто нельзя не воспользоваться.

Похоже, новые припарки лишь усугубили мучения Бегера. Он не сдается, хотя раз-другой уже признавался с робкой улыбкой, что чувствует себя не лучшим образом. Днем мы останавливаемся перекусить, и я решаю лично осмотреть его ногу. Снимаю с него башмак, и мне в нос бьет такой запах, что на глаза сразу наворачиваются слезы.

— Боюсь, как бы нам не пришлось вернуться, — говорю я, разматывая грязные бинты.

У него даже не хватает сил возразить, хотя перспектива сорвать все предприятие явно приводит его в ужас.

Я приглашаю на совет нашего заклинателя града, по совместительству знахаря. Увиденное ничуть его не смущает; он бодро удаляется и через полчаса приносит какую-то мазь в деревянном горшочке. Лезет туда пальцами, обмазывает больную ногу, а право наложить свежую повязку предоставляет мне.

На следующее утро мы не находим яка-живца. Его привязь оборвана. Вокруг натоптано; следы ведут к озеру, а там исчезают. Я спрашиваю, кто ночью дежурил, однако носильщики не желают признавать себя виноватыми. В конце концов, йети — волшебные животные.

Тем не менее ночное событие явно повлияло на общий настрой нашего отряда. Когда шерпы пакуют вещи и готовятся к очередному переходу, в их действиях сквозит не то опаска, не то равнодушие. «Нас всех убьют», — тихонько говорит Гуламу один из носильщиков, полагая, что я этого не услышу. Его голос звучит спокойно — он просто констатирует факт.

Воспользовавшись небольшим снежным шквалом поблизости, я останавливаю колонну, собираю носильщиков в кружок и читаю им лекцию о происхождении снежных бурь. Я хочу внушить им, что рационализм белого человека сильнее всех горных духов, роящихся у них в голове. Кажется, полученная информация производит на них впечатление. Я спрашиваю, есть ли вопросы, и они молча таращатся на меня. Тогда я даю команду продолжать путь.

Наконец мы отдаляемся от озера, снова взяв курс в глубь бесконечных равнин. Эта перемена угнетает Бегера еще больше. «Сколько еще так идти?» — спрашивает он ближайшего носильщика. «Пока у гор не вырастет борода», — шутит тот.

Двое-трое из них порой еще бормочут что-то о пропаже своей чайной посудины. Но представители этой расы умеют перебиваться любыми доступными средствами, напоминаю себе я. Это народ, способный развести на овечьем помете такой огонь, что на нем плавится металл.

Что греха таить, у нашего друга рейхсфюрера Гиммлера порой возникают весьма странные идеи. Он хочет доказать, что нордическая раса ведет свое происхождение прямиком с небес. Согласно его теории гляциальной космологии, вся космическая энергия порождена столкновением льда и пламени, и, конечно, ярче всего эта коллизия проявляет себя именно здесь, где Земля так близка к небу. Именно поэтому в «Наследии предков» работает целый отдел, коему поручено изучать истоки, духовность, деяния и наследие индогерманской расы. Все это в основном имеет ненаучный характер. Рейхсфюрер отправил нас сюда на поиски протогангского индоевропейского языка, который свидетельствовал бы о том, что когда-то Тибет населяли европеоиды — возможно, прародители скифов. Во время наших многочисленных бесед я пробовал вернуть его на более твердую почву научных теорий, но все мои попытки оказались тщетными. Если уж он увлечется чем-нибудь по-настоящему, спорить с ним — пустое занятие.

Посреди ночи меня будит уже знакомый тончайший свист. Окруженный храпом, я поспешно натягиваю на себя верхнюю одежду и выкарабкиваюсь из палатки, светя по сторонам карманным фонариком. Дежурный носильщик равнодушно пялится в темноту. Когда я направляю луч фонаря туда, где мы накануне оставили приманку, он теряется во мраке. Иду проверять — яка нет. Дежурный утверждает, что ничего не видел.

На следующий день Бегер выглядит полусонным. Он едет верхом, и шерпы то и дело подталкивают его, когда он начинает клониться набок.