Спецотряд из девяти человек под руководством старшего лейтенанта госбезопасности Самохвалова Сергея Харитоновича десантировался ночью с самолета на относительно ровный участок горного ущелья. Спрятав парашюты, бывшие казаки-пластуны, а ныне сотрудники секретного диверсионного отряда Наркомата внутренних дел, облаченные в маскировочные халаты, пробирались по склону горы, направляясь в район заброшенных шахт у подножия самой высокой горы Восточного Кавказа.
Когда осеннее солнце начало лениво пробивать густую вату тумана, вдалеке, в районе показавшейся на горизонте старинной боевой башни, вдруг послышались одиночные выстрелы, а затем и автоматные очереди. Казаки, мгновенно разделившись на тройки, начали окружать район боевых действий. Подобравшись ближе, старлей Самохвалов увидел в бинокль троих горцев, прятавшихся за камнями и изредка пытавшихся стрелять из винтовки и немецких пистолетов-пулеметов МП-38 по бойницам башни. Четвертый джигит валялся рядом на груде камней и не подавал признаков жизни.
Командир диверсантов принял решение не вмешиваться и понаблюдать за происходящим. Убогие попытки гордых обитателей Кавказских гор попасть в отстреливающегося затворника боевой башни ни к чему хорошему не привели. При очередном появлении из-за груды камней головы одного из осаждавших сверху прозвучал винтовочный выстрел, в результате которого в темя нерасторопного абрека прилетела пуля калибра 7,62 мм, пронзившая голову, словно гнилой арбуз, и разорвавшая надвое нижнюю челюсть. Подстреленный горец скатился вниз к ногам товарищей, своим обезображенным видом окончательно погасив их боевой пыл. Из-под грязно-белой бараньей шапки торчали лоскуты окровавленных щек с клочьями слипшейся от крови бороды и демонический оскал из острых обломков передних зубов. Оставшиеся в живых два абрека, несмотря на уязвленную гордость, все-таки решили отказаться от бесперспективной затеи долгосрочной осады боевой башни и поспешно ретировались вниз по склону.
Через некоторое время, наконец-то, показался и сам воинственный обитатель местного архитектурного шедевра 16-го века, держа в единственной руке винтовку системы Мосина образца 1891 года. Второй руки ниже локтя не было, как, впрочем, и левого глаза. Горец был одет в советскую военную форму, на петлицах которой виднелись три красных эмалевых треугольника, выдавая в своем обладателе сержанта рабоче-крестьянской Красной армии.
Первым окликнул однорукого сержанта подползший ближе всех к месту боя двоюродный брат командира спецотряда НКВД Ваня Самохвалов, законно ожидая выстрела, немедленно прозвучавшего в ответ. Что и требовалось другому казаку, зашедшему сзади для того, чтобы в несколько прыжков налететь со спины и обезоружить горца, пытавшегося передернуть одной рукой затвор винтовки, прижав оружие культей левой руки к груди.
Очухавшийся от неожиданного нападения и признавший, в конце концов, невесть откуда взявшуюся свору вооруженных людей за советских солдат, горец начал на ломанном русском языке объяснять казакам, кто он такой и что здесь произошло. Оказывается, однорукого воина звали Саламбек, он воевал с фашистами под Ростовом в пехотном полку, где в бою получил тяжелые осколочные ранения. Впоследствии он был награжден орденом Красной Звезды и с почетом комиссован из рядов рабоче-крестьянской Красной армии в родной высокогорный аул, расположенный неподалеку от здешних мест.
Валявшийся с разорванной физиономией горец звался Вахой и приходился заклятым кровником Саламбеку. Прознав о возвращении орденоносного увечного красноармейца в родное селение, Ваха решил поквитаться с ним, ловко соединив мотивы личной вражды с благородной идеей священного джихада, объявив ни в чем не повинного Саламбека предателем своего народа и главным приспешником неверных. Идею расправы над предателем с радостью поддержали новые товарищи Вахи, вместе с которыми он состоял в мятежном отряде Хасана Исраилова, вот уже несколько лет активно досаждавшего молодой советской власти на территории южных районов Чечено-Ингушской АССР. Но вышло все совсем не так, как замышлялось в горячих головах народных мстителей. Никто и предположить не мог, что однорукий и одноглазый ветеран, почуяв слежку за собой, рванет как ошпаренный и запрется в старинной боевой башне. А его снайперские выстрелы превратят благородный лик Вахи в некое подобие раскрывшегося бутона огромной гротескной розы, попутно с ним пристрелив еще одного незадачливого абрека.
- А к заброшенным шахтам нас провести сможешь? – поинтересовался у горца бывший казачий войсковой старшина.
- Провести смогу, но дальше не пойду, – выпалил Саламбек и отвёл взгляд в сторону. - Я отцу обещал, что не пойду туда.
- Да ты, в общем-то, там и не нужен будешь, только дорогу покажи. А что ты обещал отцу, Саламбек? – вдруг оживился Ваня Самохвалов.