Наследие Рипера

Я смеялась, пока Ругер шел по коридору. Смеялась, когда он вошел в комнату, и продолжала смеяться, когда он опустился на колени рядом со мной. Я не обращала внимания на волны, исходившей от него ярости, потому что мне и дела до этого не было. Он наклонился и поймал мой подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза. Они въедались в меня обвиняюще, как будто имел право на подобное суждение.

Прекратив смеяться, я одарила его своей лучшей злой улыбкой.

— Что, мать твою, здесь происходит? — спросил он.

— Я собираю вещи, — ответила я, выставляя напоказ дракона, чтобы он удостоверился. — Мы уезжаем. Я не твоя шлюха, а Ноа не твой сын. Твой клуб ужасен, и я не хочу иметь ни черта общего ни с одним из вас.

— Помнишь, я предупреждал, что идти на вечеринку — не лучшая идея? — спросил он, приподняв бровь.

— Да, это я помню, — огрызнулась я. — Но знаешь, что точно бы заставило меня сидеть дома? Упоминание, что когда ваши вечеринки выходят из-под контроля, девушек могут ненароком порезать... Я чертовски уверена, что эту часть мы не затрагивали. Я бы это точно запомнила, Ругер.

— За нее отомстят, — заявил он, и его глаза потемнели. — Ток за это заплатит. Дик и Пикник этим занимаются.

— Э, жаль, что придется тебя разочаровать, но Эм не нужно отмщение, — начала я, голосом полным сарказма. — Для начала ее вообще не стоило ранить ножом. Девушки в этом плане старомодны — мы не очень любим, когда нас калечат.

— Это была жуткая случайность. И если отбросить все сумасшедшее дерьмо, которое ты себе вообразила, такого раньше у нас не случалось.

— То есть ты хочешь сказать, и у тебя на лице даже мускул не дрогнет, что у вас в клабхаусе никогда не бывает стычек?

— Нет, — дальше он начал говорить медленно и четко. — Я хочу сказать, что обычно в наши стычки не вовлечены невинные женщины. Если двое мужиков хотят подраться — это их дело.

— А как насчет женщин, которые не так невинны? — спросила я. — Где вы проводите эту грань? Тебе нравится бить девушек, Ругер? Это тоже в порядке вещей в вашем идиотском клубе?

Между нами в мгновение все изменилось, повеяло морозом. Да, этим я его зацепила... По комнате прошелся совершенно иной градус злости, и я неожиданно осознала, что цеплять его было не такой уж хорошей идеей.

— Не говори так о клубе, — его лицо было жестким, словно камень. — Если хочешь, чтобы к тебе относились с уважением, показывай уважение сама. И знаешь еще что? Чертовски верно, я могу ударить женщину, если она ударит меня первой. Софи, я не рыцарь в гребаных сияющих доспехах. Какую часть из этого ты так и не можешь понять? Я все время был с тобой честен, никогда не врал. И да, женщины, набрасывающиеся на мужчин, заслуживают того, что получают. Если она готова вести себя как мужчина, пусть, бл*дь, дерется как он.

— И тебя совершенно не коробит от этого? — спросила я.

Он покачал головой.

— Ни капли. Хочешь равноправия, детка? Это оно и есть.

— Да уж, в тебе умерла феминистка, — пробормотала я. — Ругер, Эм не дралась. А у нее останется шрам на всю жизнь. И как вообще женщины могут получить равноправие, а вместе с ним и перспективу быть избитыми, если все оставшееся время они просто собственность каких-то парней?

— Прекрати нести чушь о том, чего не понимаешь, — зарычал он. — Собственность — термин, выражающий уважение. Это часть нашей культуры. Если собираешься осуждать нас за это, лучше начни осуждать каждую женщину, которая меняет фамилию в день, когда выходит замуж, потому что это, черт возьми, одно и то же.

Он замолчал, пробежал рукой по волосам, и определенно он был расстроен.

— Когда ты чья-то собственность, ты становишься той женщиной, защищая которую мои братья готовы умереть, — продолжил он, его голос стал чуть мягче. — И они до смерти будут защищать твоего ребенка. Не надо придавать верности оттенок чего-то ужасного только потому, что тебе не нравится слово, которое мы используем. Дансер, Мари, Мэггс? Они гордятся, что они чья-то собственность, потому что знают, что это означает. Никто не принуждает их что-то делать.

Я сглотнула, обдумывая сказанное.

— Скажи мне тогда вот что, — попросила я. — Почему Хос сказал, что Мари стоила каждого пенни, который он за нее заплатил? Потому что звучало это чертовски странно, и мне не показалось, что он шутил.

— Ты была в клабхаусе меньше дня и уже слушала об этом? — пробормотал он, скорее для себя самого. — Господи. Неплохо было бы не распространяться о некоторых гребаных вещах.

— Ага, чтобы реальность не отпугнула новую девчонку, да?

— Не волнуйся об этом, — отозвался он. — У Мари и Хоса все в порядке, и в следующем месяце они женятся, думаю, именно это основное, о чем нужно думать.

— Мать твою, он действительно купил ее? — спросила я, округлив глаза. — Ругер, это... я даже слов подобрать не могу!

— Хорошо, тогда, может быть, заткнешься? — спросил он. — Если тебе интересно, могу рассказать о состоянии Эм. Знаешь, это та твоя подружка, о которой ты так печешься. Возможно, это немного важнее, чем читать мне лекцию о правах женщин, как думаешь?