Но Занзас молчал, лишь тяжело сглотнул, шевельнув губами. Стараясь не поддаваться панике, Санторо ударила себя по щекам, переминаясь с ноги на ногу. Подойдя к мужчине, она боязливо протянула руку к его лбу, сравнивая со своей температурой. Даже если у него сама по себе температура была больше обычной, то сейчас её все равно вряд ли можно было назвать нормальной, возможно, даже она поднялась до тридцати девяти. Чуть осмелев, Лина заботливо стёрла пот со лба, убирая небольшую чёлку, и проклиная себя за свою беспомощность, нежно погладила Скариани по щеке — все равно он наверняка уже уснул и сил прихлопнуть за вольность у него не будет.
Заметив дверцу в углу, Лина молила, чтобы ею оказалась ванна, она почти угадала — совмещенный санузел с небольшой открытой душевой даже с горячей и холодной водой. На сушилке висело лишь одно небольшое махровое полотенце, смочив его холодной водой, Лина вернулась, накрыв им лоб Занзаса, после чего вернулась обратно, хаотично оглядываясь вокруг, больше материй не было, и в который раз проклиная свадьбу, на которой она выжила, Санторо стянула рубашку, оставшись наполовину обнаженной, так как лифчики она не жаловала. И смочила рубашку горячей водой, молясь, чтобы Занзас не проснулся. Как можно тише присела на край, подняла руку, порадовавшись хоть тому, что мышцы расслаблены, и она могла спокойно оказать первую помощь, и обвязала место укуса, соорудив из рубашки своеобразный жгут.
— Что же, остаётся уповать на удачу и, как ты сказал, «Сопли Мармона», чтобы это ни значило. Одного трупа мне уже внизу хватает.
И тяжело вздохнув, провела ладонь от руки к груди, о которую бешено стучало сердце. Это было странно, чувствовать его сердцебиение, ведь порой Лине казалось, что этот человек его лишён, как и всех возможных чувств. В конце концов, способен ли предводитель профессиональных убийц, испытывать хоть что-то приближённое к естественным человеческим чувствам: любовь, сострадание, боль? Но сейчас смотря, как быстро движутся глазные яблоки под веками и хмурятся брови, ощущая тепло и стук сердца, Лина впервые посмотрела на него, как на человека, а не только как на убийцу, чертовски привлекательного убийцу. Который сейчас наверняка испытывает боль.
— Чувствую, что утром ты убьёшь меня как свидетеля своей минутной слабости, — горько усмехнулась Аделина, одёрнув руку. Полотенце на лбу высохло, Санторо устало побрела вновь смочить его в холодной воде, а когда накладывала обратно, услышала тихое, но заставившее сжаться всё внутри:
— Не убью.
Лина застыла, не в силах пошевелиться, смотря на смеженные веки, уголок губ дёрнулся в подобии улыбки, и чуть приоткрыв губы, Занзас закончил с едким смешком:
— Такому мусору, как ты, всё равно никто не поверит.
Санторо нервно улыбнулась, опустив полотенце, и больше не смея прикасаться к хоть и спящему, но держащему контроль, мужчине. Стоически борясь со сном, она просидела полночи, меняя то повязку, то охлаждающие компрессы, пока не вырубилась, упав рядом на кровати, сиротливо пристроившись под боком Занзаса.
Комментарий к Глава 8. «Nonedream» Меня еще помнят? А то я немножко обнаглела и забыла про фанфик на месяц. Но я снова в строю. Можно кинуть в меня тапок, я его заслужила.
====== Глава 9. «Мертвые чувства» ======
Что это? Ад? Крики эхом рокотали подобно грому, разрывающему небо. Но когда Занзас открыл глаза, то понял — кричала не преисподняя под ногами, а он, будучи замороженным в пламени посмертной воли. И крик этот, отравленный ненавистью и гневом, застыл на долгих восемь лет, повторяясь и повторяясь изо дня в день в замершем времени. Крик этот стал семенем разрушения его собственной души, отравленной ядом предательства.
Протянул руку к горячему льду — его личному аду. Вот оно как — так после смерти ему уготованы не языки пламени, не котел с варящимися грешниками? А пресловутая заморозка отца. Ему стало смешно, но смеяться он не мог, смех тонул в криках из глубины его души.
И тогда вся ярость, скопившаяся внутри, вырвалась одним ударом кулака по треснувшей мозаике надгробья, что рассыпалось мерцающими осколками. Скариани переступил через них, как переступал через весь мусор, попадающийся под ноги. Осколки прошелестели под стопами, из-под которых выступила кровь, почти что человеческая, но не его. Кровь — его стезя. Вместо света всегда освещала путь. Вот только простиралась она не сама по себе, а по его прихоти.
Двери из треклятого поместья старика привели на разбитую дорогу, устланную камнями. Вместо букета аромата цветов в лёгкие ударил смог пыли. Пыль была везде, она застилала глаза, но Занзас и не думал прикрыть их рукой, твёрдой непоколебимой походкой направляясь вперёд. Вот только куда? Он опустил взгляд на трупы, усеянные по обочине, очередное отребье, чьи лица он даже не пытался вспомнить. Эта воняющая прогнившая улица богом забытого квартала на периферии Рима, Скариани продолжал делать вид, что не помнит его. Зачем помнить такую незначительную вещь? Прогнившую и смрадную, бедную и никчемную.