Наследие (СИ)

— Ви, — позвал Эрхольд, приподнимаясь на локте.

— Убирайся, — выплюнула она сквозь зубы и, наконец, встала с постели. Пошатываясь, добрела до умывальни и закрылась там.

До Эрхольда донеслись рыдания сестры, и осознание произошедшего накатило со всей своей неотвратимостью. Он смотрел туда, где только что лежала Виалин, и чувствовал, как мурашки змеятся по позвоночнику, поднимаясь все выше, как горло сдавил спазм, и вдохнуть полной грудью все не получалось. Тело все еще помнило ощущение горячей кожи сестры, помнило ее яростное сопротивление. Дархэйм мотнул головой, но понимая мерзости его поступка никак не желало обрушиться на голову во всей своей беспощадной ярости, смешиваясь со сладким привкусом почти сбывшейся мечты.

Неожиданно Эрхольд понял, что ему не стыдно. Больно, что напугал, горько, что сопротивлялась, но она была в его руках, и ее телу нравилось то, что он делал. Возбуждение, вроде покинувшее его, вернулось, но в этот раз Дархэйм сумел подавить его, слушая рыдания сестры. Он поправил одежду и подошел к дверям купальни, опустился на пол и уперся затылком о стену. Нужно объяснить, нужно все объяснить, и может Виалин сумеет понять. Быть может…

— Убирайся, — выкрикнула она, словно почувствовала, что Эрхольд все еще не ушел.

— Ви, сердце мое…

— Убирайся, Эрх, — с яростью прошипела девушка, и она понял, что сестра стоит прямо за дверью. — Я никому не расскажу, что ты сделал, но ты не смей приближаться ко мне.

— Виалин…

— Убирайся! — завизжала она, со всей силы ударив кулаком по дверям. — Убирайся прочь, Эрх! Как ты посмел? Ты хотел…

— Я люблю тебя, Ви, — простонал Эрхольд, переворачиваясь и прижимаясь щекой к дверям. — Я с ума схожу, Виа. Не могу без тебя, слышишь меня? Ви…

Она промолчала, и мужчине вдруг стало страшно, по-настоящему страшно, что потерял ее.

— Ви, малышка, — позвал лорд, — отзовись. Виалин. Виалин!

— Уходи, — ее голос звучал глухо.

— Дай мне объяснить, — взмолился, Эрхольд. — Ты сама поймешь…

— Лучше бы я вышла замуж, — не слушая, сказала она. — Лучше бы я вышла замуж и не узнала, что всю жизнь верила мерзавцу без стыда и совести.

Дархэйм закрыл глаза, слушая ее. Возбуждение, страх, желание достучаться исчезли, сменившись новым взрывом ярости. Он поднялся на ноги, отчеканив:

— Ты моя, Виалин. Только моя. Хочешь замуж, завтра же отведу тебя в обитель, в любую, где нас не откажутся соединить. Кроме меня, другого мужчины у тебя не будет. Запомни это прямо сейчас, и тогда больше никто не умрет. Твой мужчина — я!

Он ушел, уже не слушая, что она ответит и ответит ли вообще. Но с той ночи исчезла милая сестрица, любившая своего брата даже сильней матери, исчезло доверие. Холодок превратился в ледяную стену, ссоры в постоянную войну. Сестра стала колючей, язвительной. Она издевалась над ним с той же страстью, с какой раньше любила. Гнала от себя, начала учиться пользоваться своей Силой, чтобы защищаться. И сколько бы Эрхольд не кидался на этот бастион, становилось только хуже. Его доводов Виалин не слушала, признания в любви высмеивала, к страданиям оставалась холодна.

Сестра даже завела себе дружка — одного из соседних лордов. Мальчишка тайком бегал к ней… недолго. После того, как Эрхольд узнал, он проследил за Виалин. Стоял и смотрел, как она позволяет себя целовать глупому щенку, как отвечала ему. Слушала его признания, скромно улыбаясь, словно не она незадолго до этого высмеивала обезумевшего от любви брата. Виалин нравился тот юный лорд, и Дархэйм это понял, как только увидел их вместе. И когда сестра скрылась за воротами замка, Эрхольд расправился с незадачливым влюбленным, вырвал ему сердце и швырнул под ноги Виалин.

— Он обещал тебе свое сердце, держи, — холодно усмехнулся черный лорд, глядя на побледневшую девушку.

— Ты… — Виалин несколько мгновений хватала ртом воздух, а после выплюнула ему в лиц: — Выродок!

— Я тебя предупреждал, — ответил Эрхольд и оставил ее наедине с отвратительным куском плоти, еще недавно принадлежавшим ее воздыхателю.

А потом все поняла и матушка. Леди Дархэйм ни раз изумлялась тому, что ее дети, всегда жившие душа в душу, вдруг перестали понимать друг друга. Эрхольд тогда подумал, что ее хватит удар. Она поселилась в комнатах Виалин, не давая сыну заходить к дочери. Следила за ним, выжидала, а когда Дархэйм в который раз пытался навязать сестре свои ласки, бросилась на него. Дура, две дуры не желали понять того, что он говорил им. Твердили о родстве, не видя, что Бездна породила мужчину и женщину вовсе не для родственных чувств. Она послала в мир людей своих созданий, разнополых — не это ли знак того, что он, Эрхольд, все понял верно?