— Если бы я не доверял ему изначально, Трибуном он бы не стал. Ни Первым, ни Вторым, ни Третьим. Но не было подов для столь явного недоверия. Хотя и не скажу, что я был очень доволен таким кандидатом, но тут уж Шапиро не виноват. Вы, наверно, читали в официальной хронике — до того, как Шапиро стал Трибуном, во главе Трибунала стоял Луиджи Монтанелли. Мы с ним проработали вместе семнадцать лет. Он, как и я, числился среди учеников и последователей Марко Верчезе.
— Торквемады, — заметила Дана, улыбнувшись.
— Да, Торквемады, — не сдержал ответной улыбки Лафонтен. — Монтанелли был сущий дьявол. Умный и невероятно проницательный. Он и мне жизни спокойной не давал. Темперамент у него был итальянский, выяснение отношений каждый раз доходило почти до драки, не говоря об угрозах обвинить друг друга в превышении власти… И вот однажды мы с ним узнали, что наши секретари и охранники при каждом таком конфликте заключают пари на то, кто из нас сегодня будет оплачивать счет в ресторане. Монтанелли тогда смеялся до слез. В самом деле, смех и грех!
— Причем тут ресторан? — спросила Дана с заметным интересом.
— Это был наш способ примирения. У Луиджи было одно замечательное качество — он никогда не выносил конфликты за порог офиса. Меня злило, когда в наших спорах он брал верх, я не люблю проигрывать. А его забавляла моя злость… Ну и отдельным удовольствием он считал в качестве последнего штриха заставить похудеть мой бумажник.
— Но вам нравилось работать с ним?
— Так нравилось, что временами хотелось задушить его голыми руками. Он и святого был способен довести до белого каления. Но он был настолько на своем месте!
— Это его место занял Джек Шапиро?
— Ну, не сразу. Он же не с первого дня стал Первым Трибуном. Но в конечном итоге да. — Лафонтен вздохнул. — Действительно достойному человеку нелегко найти замену. Луиджи не слишком заботился о поиске преемника, ему казалось, что время на это еще будет. Он ведь был моложе меня, на четыре года. Но человек предполагает, а Бог располагает…
— Я читала, что он ушел в отставку в девяносто втором году, — напряженно сказала Дана.
— Да, в марте девяносто второго. А через три месяца умер. — Он посмотрел прямо ей в лицо, потом снова отвел взгляд. — Мне обещаны шесть месяцев, хотя и сомневаюсь, что они у меня будут. Но в то, что мне удастся мирно уйти в отставку, я уже не верю. Видимо, я этого счастья не заслужил.
— Что значит «не заслужил»? — Дана встала со стула и присела рядом с кроватью, облокотясь на край. — Простите, я уже не первый раз замечаю, что вы как будто видите какую-то предопределенность, чуть ли не наказание. Почему?
— Нужно ли вам это знать, Дана?
Она покачала головой:
— Я пытаюсь понять… Я читала о Монтанелли, он был далеко не ангелом, но вы считаете его лучше себя. Чем он так хорош?
— Его власть не была оплачена кровью, — ответил Лафонтен. И предостерегающе поднял свободную руку в ответ на изумленный взгляд Даны: — Не нужно. Не хочу обсуждать это сейчас.
— Я тоже не хочу это обсуждать, — шепотом произнесла она. — Но ваш предшественник… Это же было самоубийство! При чем здесь вы и ваша карьера?
— Не было никакого самоубийства.
Стало очень тихо. Потом Дана осторожно перевела дыхание:
— Простите, мне не следовало заводить об этом речь.
— Я знаю, — усмехнулся он. — Вам просто хотелось убедить меня, что я к себе несправедлив… Больше не пытайтесь этого делать, Дана.
— Да, я понимаю. — Она выпрямилась и поднялась на ноги. — Может быть, вам что-нибудь почитать?
— Нет. Спасибо. Идите отдыхать.
Она вздрогнула:
— Что?.. Вы прогоняете меня? — и снова поспешно присела рядом с кроватью. — Но… я не хотела вас обидеть!..
— Вы меня не обидели, — успокаивающе улыбнулся он. — Я просто хочу побыть один… Мне это не повредит. Предупредите Катрин. А вам не помешает отдохнуть, в том числе и от меня. Я уже дважды огорчил вас сегодня.
— Хорошо. — Она встала, еще раз проверила капельницу. — Спокойной ночи, месье Антуан.
— Спокойной ночи. Не тревожьтесь, все в порядке.
Он проводил ее взглядом. Едва дверь за ней закрылась, он убрал с лица улыбку и подумал, что солгал, сказав, будто хочет остаться один. Больше всего ему хотелось видеть ее рядом, говорить с ней, слышать голос! Но он уже и так наговорил лишнего..
Джозефу Доусону прием назначили на десять утра, и ровно в десять он переступил порог кабинета Верховного Координатора.
— Доброе утро, сэр.
— Здравствуйте, господин Доусон. Прошу садиться. — Он подождал, пока посетитель сядет, и продолжил: — Вам известны причины вашего вызова?
— Нет.
— Я изучил все ваши рапорты, касавшиеся появления в Париже двойника Бессмертного Ричи Райана.
Доусон заметно напрягся.
— Должен сказать, что ваши отчеты крайне невразумительны.
— Но по этому делу ничего вразумительного и нет, — сказал Доусон.
Лафонтен окинул его взглядом, потом спросил:
— Вы играете в карты, Джозеф?
— Немного, а что? — слегка растерялся тот.
— При уровне ваших способностей к вранью даже «немного» — большое достижение.
— Простите, я не понимаю.
Верховный похлопал ладонью по лежащей на столе папке: