Наследие (СИ)

— Господин Лафонтен, условия ареста не предполагают пребывания в рабочем кабинете. Прошу вас до вызова находиться в своей комнате. Охрана будет в приемной, дверь в кабинет останется открытой. Если вам что-то понадобится — сообщите.

— Комната будет прослушиваться?

— Нет, — уронил Грант.

Он покинул кабинет первым, за ним остальные. Молери, выйдя последним, негромко сказал что-то оставшимся в приемной охранникам.

Они вошли в кабинет, едва приемная опустела. Один остался у входа, второй прошел к двери в личную комнату Верховного, открыл ее и отступил в сторону. Со всем почтением, но недвусмысленно требуя выполнить приказ Первого Трибуна.

Лафонтен глянул на свой рабочий стол и отвернулся. Прошел в комнату, превратившуюся из места отдыха в тюрьму, дождался, пока дверь захлопнется у него за спиной. Потом сел на диван и, поставив локти на колени, опустил голову и уткнулся лбом в сжатые руки.

Круг замкнулся. Он заперт в своем кабинете, один, без связи с внешним миром. Все, что он может сейчас — это сидеть и ждать решения своей судьбы. От дикой иронии происходящего его начал разбирать смех. Он судорожно вздохнул и проглотил начинавшуюся истерику. Этого еще не хватало!

Он поднялся, приоткрыл окно и достал из кармана портсигар. Еще ничего не решено, и мнение Гранта на его стороне.

Было на его стороне.

Снова вспомнилось, как Грант смотрел на него.

«Или мы тоже уже не заслуживаем доверия?»

В самом деле, почему он решил, что никто больше не способен правильно оценить угрозу? Снова взял на себя больше, чем следовало?

Гордыня — смертный грех…

Погасив окурок нервным жестом, он вернулся к дивану и снова сел. В гордыне или нет, свой выбор он сделал, предпочтя путь, на котором видел менее всего возможных бед. И заранее согласился с тем, что лично для него этот выбор будет иметь последствия. Теперь оставалось только ждать.

…Ощутив легкий голод, Лафонтен глянул на часы — и вздрогнул. За размышлениями о грехе и воздаянии он забыл кое о чем, куда более близком к реальности.

Был час пополудни. Трибунал только начал работу, быстро такие дела не решаются, а значит, ему придется провести взаперти еще не один час. И ему нужен будет укол.

Внутривенную инъекцию он сам сделать не сумеет.

Худшего момента, чтобы раскрыть свою тайну, не найти. Конечно, тогда не будет никаких процессов и вердиктов. Его оставят в покое, чтобы дать спокойно умереть. И все, чему он отдал последние месяцы жизни, спишут на причуды больного старика и благополучно забудут.

При мысли о таком завершении и дела, и собственной карьеры его замутило. Так окончательно его усилия не перечеркнет даже смерть.

Спокойно, приказал он себе, откидываясь на подушки и высокую спинку дивана и прикрывая глаза. Только спокойно. У тебя все получится. Нужно сосредоточиться. Справиться можно с любым страхом. Только спокойно…

*

Усталость и волнение сделали свое дело — он очнулся, только услышав стук двери. Попытался было приподняться, но, рассмотрев вошедшего, облегченно вздохнул.

— Дана? Что вы здесь делаете?

Она улыбнулась, как ни в чем не бывало, и поставила на край стола накрытый салфеткой поднос:

— Принесла вам обед. Как вы себя чувствуете?

— Бывало лучше. — Он выпрямился и провел ладонью по лбу и глазам.

— Не вставайте, — остановила его Дана, быстро разбирая аптечку. — Нужно сделать инъекцию, пока есть время.

— Время?..

Он стянул с себя пиджак и снова опустился на подушки. Дана подошла, села рядом. Привычно подсунула ему под локоть свернутую подушку, расстегнула рукав.

— Дана, — произнес он строже. — Как вы сюда попали?

— С разрешения Первого Трибуна.

— Что вы ему сказали?

— Они устроили перерыв — на отдых и обед. Я подошла и сказала, что вам тоже уже пора обедать. Он ответил — вот вы этим и займитесь, вы лучше знаете его вкусы. Дал час времени.

— И все? Никто не возразил?

— Ченг попытался протестовать, но Грант быстро его заткнул.

— Боже мой, ну и выражение! — вздохнул Лафонтен.

— Соответствует ситуации, — фыркнула Дана, перетягивая ему руку жгутом. — Нужно было видеть физиономию Ченга, когда Грант ему заявил: такая мелочность вредит вашему имиджу претендента на высшую власть! На что именно он намекал, я не знаю, но Ченг просто позеленел. И, по-моему, перетрусил. А потом совсем заткнулся.

Лафонтен невольно улыбнулся, слушая пересказ конфликта. И только поморщился и задержал дыхание, когда игла вонзилась в его руку…

— Вот и все, — сказала Дана, убирая шприц. — Посидите еще немного, и можно обедать.

Он молча смотрел, как она накрывает стол на две персоны. Дана знала не только его вкусы, но и состав его диеты, хотя бы изображать отсутствие аппетита не придется… Однако, интересную логику явил вдруг Грант — находиться в рабочем кабинете нельзя, телефонами пользоваться нельзя, а обедать в обществе ушлой и разговорчивой секретарши в комнате без микрофонов можно?

А Дана до сих пор не поинтересовалась, за что его лишили власти и держат под арестом. Неужели ей все равно?

Но сев к столу напротив него, Дана осторожно, с мягкой серьезностью, спросила: