Лафонтен снова пробежал взглядом текст сообщения. Задержался на именах погибших Трибунов. Чарльз Тэрвис и Эдмунд Шлегель.
Тэрвис и Шлегель.
Среди трупов не было не только осужденного Доусона, но и его главного судьи и обвинителя — Джека Шапиро. Почему?
А может, и не было вовсе никакого убийцы-Бессмертного? Тогда что это — устранение конкурентов? Но конкурентом Шапиро можно было счесть разве что Ли. Остальные — друзья и союзники…
Нет, не вяжется.
Да, и чрезвычайное положение! С момента его объявления все властные полномочия должны перейти к Верховному Координатору, а его даже не поставили в известность о происходящем! И шеф Службы безопасности молчит, хотя знает, что при разбирательстве его голова полетит первой.
— Месье Антуан? — На веранду тихо вышел Дэниел. — Какие будут распоряжения?
— А какие могут быть распоряжения, — усмехнулся Лафонтен. — Это черт знает что такое… Подготовьте все к возвращению в Париж.
— Известить Шапиро?
— Ни в коем случае. Пока не узнаем на месте, что именно случилось, под подозрением все, кто остался жив.
— И Жан Дюмар тоже? Его в Париже не было десять дней…
— Но сейчас он в Париже. И молчит, хотя вот эти сведения я должен был получить от него, вместе с решением о чрезвычайном положении. Нужно подключать к делу спецгруппу. Бэйкеру отправьте сообщение, встречу нам пусть организует он. Дюмара взять под арест, как только мы прибудем в Париж, и сразу ко мне. Живым и способным отвечать на вопросы.
Дэниел кивнул.
Тем же вечером, перед закатом, Лафонтен сидел на пляже, снова наблюдая за Даной — как она выходит из воды, путаясь ногами в пене прибоя и рукой откидывая со лба мокрые волосы.
Пенорожденная…
Она подошла и с удовольствием бухнулась на песок рядом с его шезлонгом.
— Ах! Как хорошо. Люблю купаться по вечерам.
— Вы как будто были здесь только вчера? — заметил он. — Разве у вас бывает два выходных подряд?
— У меня больше нет выходных, — безмятежно откликнулась она, вытягиваясь и закрывая глаза. — Как и рабочих дней. Я уволилась.
— В чем дело?
— Да ну его… Свихнулся окончательно. Нарвался как-то на проблемы в казино и вообразил, что за ним охотится вся игорная мафия. Кого когда пара телохранителей от мафии спасала? Да еще и рукам воли дает слишком много. Ну и поругалась я с ним по-настоящему. Он меня ударил, то есть попытался ударить. А я не люблю, когда на меня замахиваются. Приложила его. Лбом в стену. Вы, конечно, были правы насчет битья морды работодателю… Ладно, как-нибудь обойдусь и без этого параноика.
Она умолкла. Лафонтен некоторое время тоже молчал, потом сказал задумчиво:
— Я думаю, что было бы, будь я помоложе лет на двадцать.
Она, снова развеселившись, села и обняла руками колени.
— О, я знаю, что бы было! — сказала с комичной серьезностью. — Вы бы увезли меня в Париж, устроили работать секретаршей в своем офисе, а потом сделали своей любовницей… А где же бедной невинной девушке устоять перед таким блеском?
Он не улыбнулся в ответ, и она, разом отбросив игривый тон, придвинулась ближе:
— Простите, я не хотела вас обидеть.
— Вы меня не обидели. Тем более что ваша догадка не так уж далека от истины.
— Тогда… Что-то случилось?
— Да. Мне придется вернуться в Париж.
— Как, уже?! — выпалила она и, смутившись, покраснела. — То есть, я хотела сказать… Вы же собирались пробыть здесь до осени!
— Обстоятельства изменились. — Он вздохнул. — Дана, если серьезно… Что, если я предложу вам работу?
— Работу? Мне? — удивилась она. — Но какую? Вряд ли я могу составить конкуренцию вашим телохранителям.
— Верно. Хотя стреляете вы не хуже… Мне нужен секретарь.
— А Дэн?
— Он напьется до чертиков от радости, что ему наконец нашлась замена. Ему обещано повышение по службе.
— Ну… Я работала при штабе… но недолго и не знаю, получится ли у меня сейчас. А где мне придется работать? При вас?
— Почти. Скажите, Дана, вы умеете хранить тайны?
— Шутите? — фыркнула она. — Охранник, не умеющий держать язык за зубами, теряет работу очень быстро.
— За разглашение тайны, о которой говорю я, можно потерять голову. Буквально.
Она слушала очень внимательно, не перебивая, и когда он замолчал, еще некоторое время молча смотрела на море. Потом спросила:
— И вы хотите, чтобы я вступила в этот ваш… Орден?
— Если вы хотите работать со мной, это обязательно.
— И одной вашей рекомендации будет достаточно? Чин у вас, должно быть, не маленький.
— Я — Гроссмейстер, — произнес он, поднимая руку так, чтобы Дана смогла разглядеть перстень.
Она кивнула:
— Я подумаю. Хорошо?
— Я улетаю в Париж послезавтра, Дана. Если надумаете — приходите завтра утром на мою виллу.
— Хорошо. — Она снова кивнула и улыбнулась. — Точно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!
Она пришла утром, одетая в строгий светлый костюм и аккуратно причесанная. Лафонтен даже не сразу ее узнал — настолько разительной была перемена, не только в одежде, но и в выражении лица, и манере держаться.
— Как я понимаю, вы решили принять мое предложение, — заметил он после приветствий.