Наследие Скарлатти

Водитель продолжал подталкивать его в спину. Вперед, вперед, за служебное здание, к пустырю.

В нескольких ярдах впереди метнулась пара крыс. С причала доносились возбужденные голоса. Воды Гудзона мерно рокотали между сваями.

Кэнфилд остановился. Он не знал почему. Он просто не мог больше сделать ни шагу. Все внутри у него похолодело.

– Не останавливаться! – приказал человек и ткнул Кэнфилда револьвером в бок.

– Послушайте! – Кэнфилд попытался придать своему голосу жесткость. – Я сотрудник правительственного органа. Если со мной что-нибудь случится, вас обязательно найдут. И никто из ваших дружков помочь вам не сможет… Они и делать этого не станут, как только узнают, кто я.

– Иди!

Послышался сигнал вошедшего в Гудзон парохода. Ему вторил другой.

А затем на борту «Генуи-Стеллы» прозвучал пронзительный свисток. Это был отчаянный крик о помощи.

Этот звук отвлек внимание человека с револьвером.

Кэнфилд схватил его за руку, в которой был зажат пистолет, и принялся изо всех сил ее выкручивать. Свободной рукой тот ударил Кэнфилда кулаком по лицу и стал теснить к железной стене склада. Продолжая выкручивать водителю руку, Кэнфилд изловчился, вцепился второй рукой в лацканы его пальто и что было силы рванул на себя. В последний момент проворно отклонился в сторону, и голова водителя врезалась в стену.

Револьвер выпал из рук гангстера, и Кэнфилд ударил его коленом в низ живота.

Тот вскрикнул от невыносимой боли и рухнул на колени. Попытался было ползти назад, в сторону причала, но Кэнфилд схватил его за волосы и несколько раз сильно ударил лбом о валявшуюся рядом толстую доску. Хлынула кровь.

Все было кончено.

Палач Мэтью Кэнфилда был мертв.

Пронзительный свисток на «Генуе-Стелле» продолжал реветь, голоса на причале становились все громче и громче, пока не превратились в сплошной вопль.

Кэнфилд подумал, что, должно быть, команда корабля восстала, потребовала капитана и, когда тот не явился, поняла, что он убит или по крайней мере захвачен.

Послышались одиночные выстрелы, затем автоматная очередь – и крики, крики ужаса.

Бежать Кэнфилду было некуда: отсюда он мог вернуться только к служебному зданию. А вскоре наверняка кто-то явится и за его палачом.

Он столкнул тело злодея в воду, и оно с громким всплеском ушло на дно.

Гудок на «Генуе-Стелле» захлебнулся. Крики начали стихать – похоже, кто-то взял ситуацию под контроль. А со стороны причала показались двое.

– Ла Тона! Эй, Ла Тона, где ты? – кричали они.

Мэтью Кэнфилд прыгнул в вонючие воды Гудзона и быстро-быстро, насколько позволяла намокшая форма, поплыл.

* * *

– Вы настоящий счастливчик, – сказал Бенджамин Рейнольдс.

– Знаю, сэр. И благодарен за это судьбе.

– Вы оказались в весьма нестандартной ситуации. Даю вам недельный отпуск. Отдохните.

– Спасибо, сэр.

– Скоро придет Гловер. Время еще раннее.

Было действительно рано – четверть седьмого. Кэнфилд прибыл в Вашингтон в четыре и не решился идти к себе домой. Он позвонил Бенджамину Рейнольдсу домой, и тот велел ему идти в офис «Группы 20» и ждать его там.

Открылась входная дверь.

– Гловер, это вы?

– Я, Бен. Господи! Еще совсем рано… Ну и ночка! А у нас как раз внуки гостят… – Голос у Гловера был усталый. – Привет, Кэнфилд. Что, черт побери, с вами случилось?

Следователь Мэтью Кэнфилд подробно сообщил обо всем случившемся.

– Я позвонил в таможню на озеро Эри, – сказал Рейнольдс, обращаясь к Гловеру. – Его личное дело изъято. Ребята в Нью-Йорке постарались сделать все, чтобы его прикрыть. Там личное дело не тронуто. Нам нужно еще что-нибудь предпринять для прикрытия?

Гловер задумался.

– Да. Вероятно… В случае, если личное дело на озере Эри исчезло именно из-за этой истории, мы постараемся распространить слух, что Кэнфилд… Кэннон был не тем человеком, за которого себя выдавал. И что его пристрелили. Где-нибудь в Лос-Анджелесе или Сан-Диего. Я об этом позабочусь.

– Хорошо… А сейчас, Кэнфилд, я покажу вам несколько фотографий. Кто они, говорить не буду… Посмотрите, может, узнаете кого-нибудь. – Бенджамин Рейнольдс открыл сейф. Вынул папку, вернулся к столу. – Вот. – Он разложил перед ним пять снимков: три газетных и два из судебных дел.

Уже через секунду Кэнфилд воскликнул:

– Вот он! Вот тот, кого коротышка-итальянец называл «падроне»!

– La Scarlatti padrone, – тихо произнес Гловер.

– Вы абсолютно уверены? – спросил Рейнольдс.

– Да… И голубые глаза, ну прямо-таки лик Господень.

– Вы могли бы подтвердить все это в суде?

– Конечно.

– Эй, Бен, подождите! – Гловер понимал, что тем самым Мэтью Кэнфилд подпишет себе смертный приговор.

– Я только задал вопрос.

– Кто это? – спросил Кэнфилд.

– Да… Кто это?.. Кто он на самом деле? Я не стану отвечать вам даже на первый вопрос, но если вы попытаетесь узнать это сами, а вы непременно попытаетесь, то учтите, что знание это смертельно опасно. – Рейнольдс перевернул фотографию. На обороте было написано: «Алстер Стюарт Скарлетт».

– Алстер Стюарт Скарлетт, он же Скарлатти, – произнес следователь Кэнфилд. – Герой войны, не так ли? И миллионер.