Наследие. Трилогия (ЛП)

– Я был и с Энефой, – тихо проговорил я и не сразу отважился поднять на нее глаза. – Ну… это происходило редко. Большей частью, когда Итемпас с Нахадотом куда-нибудь вместе отправлялись. Когда она нуждалась во мне…

И, поскольку такой случай больше уже не представится, я поднял на нее взгляд и дал ей увидеть правду. «Может, со временем я и тебе бы понадобился. Ты сильнее Нахи и Темпы, но и тебе не справиться с одиночеством. А я тебя с самого начала любил…»

Надо отдать ей должное – она не отшатнулась, и за это я полюбил ее еще крепче. Однако у нее вырвался вздох.

– Бывало, мне хотелось своих детей, – поведала она и провела по моей щеке шершавыми костяшками пальцев. Я прижался к ее руке, закрывая глаза. – С таким количеством сердитых и несчастных приемных детей кажется глупым создавать излишние сложности. А еще… – Я почувствовал, что она улыбалась: точно звездный свет излился на мою кожу. – Ты мой сын, Сиэй, и это бессмыслица. Мне бы дочерью твоей быть полагалось, но… Словом, вот как я себя чувствую.

Я поймал ее руку и потянул к себе, прикладывая к груди, чтобы она ощутила биение моего смертного сердца. Я умирал, и это делало меня смертным.

– Если мне не дано быть для тебя ничем большим, согласен и на сына. Честно.

Ее улыбка сделалась грустной.

– Но тебе хотелось бы большего?

– А я всегда хочу больше. От Нахи, от Энефы… даже от Итемпаса. – Произнеся это имя, я вернулся к трезвомыслию и вытянулся рядом с нею. И она позволила, хотя раньше из этого ничего хорошего не получалось. Я воспринял это как знак доверия. Я не нарушу его. – Всегда хочу невозможного. Такова моя природа.

– Вечно оставаться неудовлетворенным?

Ее пальцы ласково играли с моими волосами.

– Да, полагаю. – Я пожал плечами. – Я уже научился с этим справляться. А что еще остается?

Она молчала так долго, что меня начал одолевать сон. Мне было так тепло и уютно рядом с ней в этом мягком гнезде. Я даже подумал, что она могла бы поспать здесь вместе со мной. Просто поспасть, ничего такого. Мне очень хотелось бы этого, но я не знал, как попросить. Но у великой богини на уме было другое.

– Эти дети, – молвила она наконец. – Смертные близнецы. С ними ты вроде счастлив.

Я покачал головой:

– Вообще-то, я их едва знаю. Я из каприза приголубил их, а потом сделал ошибку – влюбился. Это свойственно детям, но в кои-то веки мне бы следовало подумать, как положено богу, а не ребенку.

Ее губы коснулись моего лба, и я возликовал – поцелуй был естественным и открытым.

– Твое желание идти на риск едва ли не самая чудесная твоя черта, Сиэй. Где бы мы сейчас были, если бы не это?

Я улыбнулся, невзирая на одолевавшие меня мрачные мысли. Полагаю, этого Йейнэ и добивалась. Она погладила меня по щеке, и мне опять стало легче. Вот какой властью, добровольно врученной, она надо мной обладала.

– Ты выбрал далеко не самых жутких людей, чтобы полюбить их, – задумчиво проговорила она.

– С Шахар я точно промахнулся.

Она чуть отстранилась, чтобы заглянуть мне в лицо.

– Вот как? Она должна была совершить нечто ужасное, чтобы так тебя разозлить.

– Не хочется говорить об этом…

Она кивнула, давая мне время подуться. Потом спросила:

– Во всяком случае, мальчика это не касается?

– Декарты. – Она застонала, а я хихикнул. – Сначала я отнесся к нему так же. Только он ничем не похож на своего тезку. – Тут я осекся, вспомнив его нательные письмена, решимость стать оружием Шахар и неуклонное преследование меня. – Тем не менее он Арамери, и полностью доверять ему я не могу.

– Я тоже Арамери.

– Тут не то. Я не о прирожденном. Тебя хоть не растили в этом гадюшнике.

– Вообще-то, в гадюшнике, только в другом.

Она пожала плечами, отчего мою голову слегка качнуло.

– Смертные, Сиэй, есть сумма многих слагаемых. Тут и то, какими сделал их случай, и то, какими они хотели бы быть. Если хочешь их ненавидеть, ненавидь не за первое, а за второе. Это хоть в какой-то мере зависит от их воли.

Я вздохнул. Конечно, она права. Именно об этом же я тысячелетиями спорил с родней, пока мы препирались, иногда не ограничиваясь лишь словами, имеют ли вообще смертные право существовать.

– Они такие дурни, Йейнэ, – прошептал я. – Они умудряются пустить по ветру всякий наш дар. Я…

Меня пробрала необъяснимая дрожь. В груди заболело, словно я собрался расплакаться. Но я был мужчиной, а мужчины не плачут. Теманские, по крайней мере, точно. Но еще я был богом, а боги плакали всякий раз, когда приходилось кстати. И я терзался, не в силах ни пролить слезы, ни сдержать их.

– Ты подарил Шахар свою любовь, – сказала Йейнэ, рассеянно гладя мне волосы, что вовсе не способствовало укреплению моего духа. – Она ее стоила?

Я вспомнил Шахар, юную и свирепую, и как она пинком спустила меня с лестницы за то, что я отважился предположить, будто она не в силах определить собственную судьбу. И позже, когда она занималась со мной любовью по приказу матери. Но какой алчной она выглядела, когда прижимала меня к земле и требовала от моего тела наслаждения! Так я не забывался ни с одной смертной за полные две тысячи лет…