Наследие. Трилогия (ЛП)

Итемпас дернулся всем телом и открыл глаза, его лицо свела судорога невыносимой боли. Я не стал тратить время, крича «не-е-е-ет», как зачем-то делают смертные. Пусть их; вместо этого я что было сил вцепился в руку Каля, пытаясь не дать ему совершить то, что, как я понимал, было у него на уме. Но я был всего лишь смертным, он же – богорожденным, и он не только вырвал сердце Итемпаса движением настолько быстрым, что в воздухе повис красный туман, но одновременно и отшвырнул меня на другой край лужайки. Прокатившись, я остановился в помятой, источавшей сладко-солоноватый запах траве, в каких-то трех футах от края. Верхнюю платформу, где мы находились, окружали ступени, но если бы я их проскочил… Лететь вниз было далековато – несколько сот футов.

Я затряс головой, приходя в себя, кое-как сел и почувствовал, что у меня вывихнуто плечо. Я заорал от боли, а когда в легких кончился воздух, увидел Каля, стоящего между мной и телом Итемпаса. Он держал в руке сердце, истекающее багровыми каплями, лицо у него было непреклонное.

– Спасибо, – поблагодарил он. – Я за ним много лет охотился. Его дочь-демоница больно уж ловка прятаться. К счастью, я понял, что следить надо за тобой и тогда рано или поздно у меня появится шанс.

– Да что… – начал я. Продолжить удалось не сразу. Трудно думать, отвлекаясь от боли. Но если уж смертным это иногда удавалось, значит удастся и мне. Скрипя зубами, я все-таки заговорил: – Да что с тобой, во имя всех преисподних? Ты же знаешь, что это его не убьет. Зато Наха с Йейнэ теперь на тебя обязательно насядут…

Я больше не был богом и не мог призвать их силой мысли. Что вообще мог сделать я, смертный, перед лицом бога возмездия в миг его торжества? Ничего. Ровным счетом ничего.

– Так пусть явятся. – До чего знакомая наглость! Где я видел ее прежде? – Пока они меня еще не нашли. Теперь я смогу доделать ту маску и забрать ее у Узейн.

Он высоко поднял сердце Итемпаса, упоенно разглядывая его, и я впервые увидел на его лице улыбку откровенного удовольствия. Его губы разошлись, показался клык…

…заостренные зубы, почти как у…

– Осталась лишь искорка, но ее вполне хватит.

Я понял, что он имел в виду. Или мне так показалось. Калю требовалась не просто кровь или плоть Итемпаса, но чистая лучезарная мощь бога Света. Будучи смертным, Итемпас ею не обладал. Когда он принимал свой истинный облик, к нему было не подступиться. Оставался лишь миг между божественностью и смертностью, когда он был одновременно и ценен, и уязвим. А я, утративший могущество, оказался никчемным охранником. Ликуя правильно делала, не желая мне его доверять. Правда, у ее недоверия была иная причина.

– Хочешь забрать маску у Узейн? – Я сел поудобнее, придерживая нещадно болевшую руку. – А я-то думал…

Нет, нет, нет. Как же я ошибался…

Маска, предназначенная сообщать носителю божественное могущество. Только вот предназначал ее Каль отнюдь не для смертных.

– Ты не можешь, – выговорил я. Попытался представить, что получится, и не смог. Некогда существовало трое богов, и они создали все царства. Если их станет меньше трех – все прекратится. А если станет больше… – Ты не можешь! Даже если сила не разорвет тебя на части.

– А тебя это заботит? – Каль опустил сердце, его улыбка увяла. Теперь в нем проявлялся гнев; недавние сдержанность и печаль куда-то подевались. Он наконец-то принял свою природу, и в победный миг это наделило его могуществом. Пожалуй, даже будь я прежним, сейчас я испугался бы его. Чревато бросать вызов элонтиду в подобный момент. – Тебе разве не наплевать на меня, Сиэй?

– Срань демонская, я обо всем живом беспокоюсь! То, что ты, дурак, замышляешь…

Он действительно собирался устроить вселенский кошмар. Мечтать о таком не стал бы ни один богорожденный, а если бы и стал, то ни за что бы не сознался. За целую вечность Вихрь породил всего лишь троих богов – и все. Как знать, случится ли ему – и если да, то когда? – неожиданно извергнуть еще одного? То, что мы называем вселенной, – собрание реальностей и воплощений – родилось из вражды и любви Троих и их необычайно искусного сознательного труда. Оно слишком нежное и хрупкое, чтобы выдержать нашествие еще и четвертого. Сами Трое, конечно, уцелеют, и приспособятся, и создадут новую вселенную, основанную еще и на могуществе нового бога. Но все прежнее бытие, включая богорожденных и царство смертных, будет обречено.

Облик Каля расплылся, и он внезапно оказался прямо передо мной. Точнее, его нога стояла у меня на груди, а я лежал плашмя, прижатый к земле. Здоровой рукой я пытался ухватить его ногу в сапоге, но пальцы соскальзывали с гладкой кожи, созданной божественной волей. Я вообще продолжал дышать лишь благодаря мягкой земле: мой торс промял ее, вместо того чтобы сплющиться.

Каль склонился надо мной, продолжая сдавливать мне легкие. У меня потекли слезы, а сквозь них я кое-как видел узкие глубокие щелки на плосковатом лице: глаза у него были теманские, вроде моих, только куда холоднее. А еще они были зелеными. Как у меня.

…

как у Энефы

…

– Что, страшно?