Наследие ван Аленов

Графиня помахала гостям рукой, и бальный зал взорвался аплодисментами. Шайлер с Оливером хлопали так же искренне, как и все прочие. Изабелла удалилась, музыка заиграла снова, и напряжение в зале спало. Публика выдохнула.

— Так что сказал барон? — Спросила Шайлер, когда Оливер, кружа, повел ее из центра зала к стене.

Барон де Кубертин состоял на службе у графини и был при ней проводником, как Оливер при Шайлер. Андерсон сказал, что встречу с графиней можно устроить только через барона. Ключ к их просьбе — он. Без его дозволения они ни на шаг не приблизятся к графине. Согласно их плану, Оливер должен был представиться барону, когда тот прибудет на празднество, перехватив его сразу же, как только тот сойдет на причал.

— Это мы вскоре выясним, — отозвался Оливер; вид у него был встревоженный. — Не поднимай голову. Он идет сюда.

Глава 11

МИМИ

Четверо венаторов почти беззвучно приземлились на крышу дома. Их шаги можно было бы принять за шелест птичьих крыльев или шорох камешка, покатившегося по склону холма. Это была их четвертая ночь в Рио, а находились они в фавеле де Рокинха и систематично прочесывали ее жителей, квартал за кварталом, улицу за улицей, одну ветхую лачугу за другой. Они искали хоть что-нибудь — обрывок воспоминания, слово, мысленный образ — все, что могло бы пролить какой-то свет на то, что произошло с Джордан и где она может сейчас находиться.

Мими владела «сверлом» настолько мастерски, что могла бы воспользоваться им даже во сне. Точнее, в их снах. Гляньте только на этих краснокровных — до чего ж они милые и безмятежные, когда спят! Спят себе и не знают, что через их сны на цыпочках крадутся вампиры.

«Воспоминания — каверзная вещь, — подумала Мими, входя в сумеречный мир глома. — Они нестабильны. Они изменяются по прошествии времени, по ходу осознания». Мими видела, как именно они изменяются, и понимала, как воздействует на них ход времени. Какой-нибудь трудяга мог в воспоминаниях видеть свое детство полным лишений и невзгод, омраченным местными хулиганами, которые его обзывали и задирали, но позднее он начинал с большим пониманием относиться к допущенным в прошлом несправедливостям и прощать их. Сшитая дома одежда, которую приходилось носить, превращалась в знак материнской любви, а каждый стежок становился свидетельством ее заботливости, а не клеймом нищеты. Он вспоминал, как отец засиживался допоздна, чтобы помочь ему с домашним заданием, терпение и самоотверженность старика, а не то, каким вспыльчивым он бывал, когда поздно вечером возвращался домой с завода.

Бывало и по-другому. Мими просканировала тысячи воспоминаний отвергнутых женщин, чьи красавцы возлюбленные превращались в уродов и грубиянов, их римские профили чересчур заострялись, а глаза делались маленькими и злобными, в то время как парни с заурядной внешностью, ставшие впоследствии их мужьями, с течением лет делались все привлекательнее, так что если бы кто спросил, было ли это любовью с первого взгляда, женщины радостно ответили бы: «Да!»

Воспоминания походили на движущиеся картинки, значение которых постоянно изменялось. Это были истории, которые люди рассказывали сами себе. Использовать глом — царство памяти и теней, место, куда вампиры могли попадать по собственному желанию, чтобы читать и контролировать чужое сознание, — было все равно что входить в темную комнату, в лабораторию, где фотограф проявляет фотопленку, погружает в мелкие кюветы с химреактивами, сушит на нейлоновой сетке.

Мими вспомнилась такая темная комната в Дачезне и то, как она уединялась там со своими фамильярами. Когда она проскальзывала через вращающуюся дверь, оставляла ярко раскрашенный мир школы позади и входила в маленькое, тесное помещение, там было настолько темно, что на мгновение она словно бы слепла. Но конечно же, вампиры способны видеть в темноте. Интересно, остались ли еще где-нибудь такие фотолаборатории, кроме как в фильмах про поиски серийного убийцы? Теперь у всех цифровые камеры. Фотолаборатории превратились в доисторическую древность. Вместе с письмами, написанными от руки, и правильными первыми свиданиями.

«Фотолаборатория, Форс? Как фотограф, ты меня не поразишь».

«Ничего, я тебя еще поражу!» — Послала в ответ Мими.

«Ха-ха».

«Возвращайся к своему объекту, а то сейчас моего разбудишь».

Кингсли, залезая без предупреждения к ней в голову, нарушал протокол. Четверо венаторов чувствовали друг друга, но им полагалось работать на разных каналах и следить за разными снами. Они вошли в спальню женского общежития, где девушки из дальних провинций снимали койку за гроши.

Мими проникла в сон одной из девушек. Той было примерно столько же, сколько и самой Мими в этом цикле, — семнадцать.