Наследие ван Аленов

Хэмптонс. Она в их доме в Хэмптонсе. В «Котсуолде». Имя дому дала Боби Энн. Боби Энн? Перед мысленным взором Блисс возник образ высокой, тощей женщины, слишком ярко накрашенной и увешанной драгоценностями. Она даже почувствовала ядовитый запах мачехиной парфюмерии. Все начало возвращаться, и довольно быстро.

Как-то летом на вечеринке у знаменитого модельера Боби Энн узнала, что у всех больших домов в округе есть имя собственное. Владельцы нарекали свои дома «Мандалаем» или «Дубовой долиной», в зависимости от уровня собственной претенциозности. Блисс предложила назвать их дом «Дюной», в честь большого песчаного холма, расположенного у выходящего к береговой линии края участка. Но Боби Энн посетила другая идея. Она решила назвать дом «Котсуолдом». Эта женщина никогда не бывала в Англии.

Отлично. Блисс полегчало. Она выяснила, где находится, но это было лишено смысла.

Что она делает в Хэмптонсе?

Она была чужаком в собственной жизни, туристом в собственном теле. Если бы ее спросили, на что это похоже, Блисс объяснила бы так: это как будто ты ведешь машину, но сидишь при этом на заднем сиденье. Машина ведет сама себя, а ты ничего не контролируешь. Но машина твоя. Во всяком случае, ты так считаешь. Ну, то есть прежде всегда была твоей.

Или еще это похоже на то, что ты очутился в фильме. Фильм — твоя жизнь, но ты больше не звезда здесь. Кто-то другой целуется с исполнителем главной роли и произносит страстные монологи. А ты просто смотришь. Блисс была наблюдателем в собственной жизни. Она теперь была не Блисс, а всего лишь воспоминание о той Блисс, что существовала когда-то.

Иногда она даже сомневалась в том, что и вправду когда-то существовала.

Глава 4

ШАЙЛЕР

Автобус остановился за воротами, и приехавшие молча вышли. Шайлер заметила, что даже самые пресыщенные из ее товарищей по работе, заносчивые актеры и актрисы, решившие подработать, и самодовольные студенты, обучающиеся кулинарии, принялись изумленно оглядываться по сторонам. Здание и разбитый вокруг безукоризненно ухоженный парк были роскошными и пугающими, словно Лувр, — только здесь до сих пор жили. Это был дом, а не национальный исторический памятник. Отель «Ламбер» был закрыт для публики на протяжении всего своего существования. Лишь немногие вступали гостями под его своды. Прочим же приходилось довольствоваться картинками в книжках. Ну, или входить сюда в качестве прислуги.

Когда они шли мимо журчащих фонтанов, Оливер слегка подтолкнул ее.

— Все нормально? — Спросил он по-французски.

Еще один повод быть благодарным Дачезне. Годы принудительного изучения иностранных языков привели к тому, скажем, что они сумели пройти собеседование, когда нанимались на работу в качестве двух сотрудников ресторана из Марселя, хотя акцент мог их выдать в любую минуту.

— У тебя вид встревоженный. Что-то случилось?

— Ничего. Я просто снова подумала про расследование, — ответила Шайлер. Они шли к служебному входу, расположенному в задней части дома. Она вспомнила тот ужасный день в Хранилище, когда против нее выдвинули столь несправедливое обвинение. — Как они могли так подумать обо мне?

— Не заморачивайся. Это все равно ничего не изменит, — твердо произнес Оливер. — То, что произошло на Корковадо, было ужасно, но ты ни в чем не виновата.

Шайлер кивнула и сморгнула слезы. Они всегда наворачивались на глаза, стоило ей подумать о том дне. Оливер был прав, как всегда. Она напрасно тратила силы, мечтая об ином исходе. Прошлое осталось в прошлом. А им нужно сосредоточиться на настоящем.

— Правда, здесь красиво? — Спросила она, а потом прошептала, так, чтобы никто не услышал: — Корделия привозила меня сюда пару раз, когда ездила на встречи с принцем Генрихом. Мы останавливались в гостевых покоях, в восточном крыле. Напомни мне, чтобы я показала тебе Геркулесову галерею и Польскую библиотеку. Там стоит пианино Шопена.

Она шла вместе с притихшей толпой через сверкающие мраморные залы и разрывалась между благоговейным трепетом и печалью. Благоговейный трепет ей внушала красота этого дома, построенного тем же самым архитектором, что спроектировал Версальский дворец и привнес сюда ту же золоченую лепнину и барочные украшения, а печаль — то, что этот дом напоминал ей о Корделии. Наверняка ей пригодится здесь бабушкино бесцеремонное упорство. Корделия ван Ален ни на секунду не задумалась бы, уместно ли вламываться на чужую вечеринку, если ей туда нужно, а вот Шайлер одолевали сомнения.

Сегодняшний прием носил название «Тысяча и одна ночь», в честь экстравагантного Восточного бала, прошедшего здесь же в 1969 году. Подобно тому празднеству, сегодня здесь блистали рабыни-танцовщицы, полунагие юноши с факелами и музыканты из Индии. Конечно же, присутствовали и современные дополнения: всю ночь должна была играть музыка Болливуда, а вместо того, чтобы ставить у входа слонов из папье-маше, устроители позаимствовали настоящих слонов у гастролирующего тайского цирка.