Если бы Великие Дома пронюхали о готовящейся бойне, они взяли бы Адама с курьерами для допроса, а тут устроили засаду.
«И сейчас я уже объяснялся бы с гарками…»
А значит, в логове Носферату произошло что-то другое.
«Девка!»
Барон вспомнил разметавшуюся по столу
Возможно ли, что девка повздорила с масанами и убила их? Возможно. Вампирам только кажется, что управляться с
С разными последствиями.
«Видимо, девка оказалась ведьмой и убила придурков, но… но зачем угонять грузовик? Устроить дополнительную пакость? Кому? Мертвецам? Или эти дебилы распустили языки,
Последнее предложение грозило крупными неприятностями, но… но только в том случае, если девка отправится в Орден или в Тёмный Двор.
«А что ей там делать? Скорее всего,
Однако пускать дело на самотёк Сдемир не собирался и потому повернулся к спутнику:
– Лобан!
– Да, барон?
– У Носферату была
– Да, барон.
– Но не говори, кого мы ищем и с какой целью.
– Я не знаю, с какой целью, – улыбнулся штаб-сотник.
– Тогда не говори кого, – улыбнулся в ответ Сдемир.
– Ты зачем здесь?
– Урбека верни!
– Урбек, зачем ты этого вместо себя поставил?
– Пошёл вон!
– Не нравится он нам!
– Народ против!
Дуричи восприняли появление на трибуне Абажура без восторга, ясно дав понять, что этот «приёмник» им неинтересен. Зато родные Гниличи не подвели, дружно затянув кричалку:
– Пусть приходит Абажур – с ним у нас не будет дур! – выразительно поглядывая на Маманю и Соплю и сопровождая кричалку соответствующими жестами в их направлении. Жесты настолько соответствовали репутации Сопли, что не казались оскорбительными.
Представители третьего клана – Шибзичей – забаррикадировались в своей казарме, вплотную примыкающей к фюрерской башне, и робко надеялись, что одноглазый вопреки распоряжению Урбека передумает умирать или назначит вместо себя Копыто, дурака такого, который неизвестно где шляется в столь важный для семьи момент.
В общем, Шибзичи прятались, а остальные с упоением вели политическое мероприятие по назначению следующего лидера нации.
– Братья и сёстры! – поднатужившись, прокричал Абажур и тут же присел: усилители оказались настроены на негромкий голос Урбека, и из мощных динамиков вырвался такой рёв, что некоторые дикари схватились за оружие. Остальные попытались бежать, но передумали, увидев многозначительное движение пулемётной башни.
Техники быстро подстроили аппаратуру, и Гнилич продолжил:
– Братья и сёстры! Вы все знаете, как я люблю нашего великого фюрера…
Но память народная оказалась гораздо крепче, чем ожидал Абажур, и в ответ он услышал саркастическое:
– Ты против Кувалды бунтовать подговаривал!
– И говорил, что он зажился!
– И что ты умнее!
– Себя пропихивал!
– Куда он себя пропихивал?
– Вообще!
– Вот гад!
– Я обожаю нашего великого фюрера, – вернул себе слово Абажур, изо всех сил стараясь фокусировать своенравные глаза на публике. – Я всегда был ему другом и поддержкой! Я шёл за ним на все великие битвы…
– Это когда фюрерскую башню штурмовали? – ехидно уточнила Маманя. – Да, ты за ним шёл… ты его искал тогда… чтобы повесить!
Дуричи заржали.
– И однажды, когда пушки грохотали над головой, а мы стояли посреди кучи умирающих магов и падающих с неба драконов, великий фюрер сказал: «Если я сейчас умру, я умру спокойно, поскольку знаю, что дальше нашу великую семью поведёшь ты, Абажур»…
– Враньё!
– Туфта!
– …из его единственного глаза покатилась единственная слеза…
– А что, Кувалда уже умер?
– Вроде нет.
– Тогда почему он плачет?
– Кто?
– А из кого слеза?
Народ запутался, но стоящего на трибуне Абажура это не трогало. Он старательно зазубрил вбитые Асидом тезисы предвыборной программы и теперь по мере сил излагал их сородичам:
– Клянусь! Я остановлю разгул кровавых репрессий и сделаю свободу слова!
– Кому?
– Будете у меня говорить всё, что захотите!
– Да мы и так не молчим!
– Не будет вам приёмника лучше меня!
– Преемника! – со смехом поправила оратора Маманя Дурич.
– И его тоже не будет! – отрезал распалённый Абажур.
– Неплохо выступает, да? – улыбнулся Урбек, кивнув на прыгающего по трибуне уйбуя. – Даже меня проняло.
– Проняло? – не сдержался Майно. – До печёнок, надеюсь?