Наследие великанов

– Меня не назначит, я умный, – подначил сородичей авторитетный Гнилич. – Кувалда дурака выберет, чтобы ему проще было, а нам – крышка.

– А чего ему проще, если он помирать собрался?

Но голос разума народ привычно не расслышал.

– Почему нам крышка?

– Потому что, когда королева увидит ставшего великим фюрером дурака, она на нас ещё большие санкции наложит.

– Ничего она на нас не наложит, – поморщился Вилка.

– Наложит-наложит или покладёт, – попытался убедить Дурича Утюг.

– Точно покладёт. Нам грабить разрешают мало…

– Грабить нам ещё Всеслава не разрешала.

– Не ври тут, а то пристрелю дурака, – возмутился Утюг.

– Своего дурака пристрели, – посоветовал в ответ Вилка.

– Пацаны, хотите поржать? Здесь Дурич со мной дураком собрался меряться!

– На то он и Дурич.

– Ты кого сейчас дураком назвал?

– А ты догадайся.

Лясций вздохнул и присел на корточки, полностью скрывшись за пуленепробиваемой стойкой.

– Урод!

– От урода слышу!

В следующий миг Вилка нанёс Утюгу прицельный удар в скулу, Утюг рухнул на пол, но успел прокричать:

– Гниличи!

И дебаты переросли в рукоприкладство.

///

Внутренний двор Южного Форта в очередной, не первый и не последний, раз превратился в поле боя. Вырвавшаяся из «Средства» драка обросла новыми участниками: на помощь своим сбежались и Дуричи, и Гниличи, – но пока оставалась рукопашной. Однако дикарям было весело и без огнестрельного оружия: бойцы рубились, болельщики улюлюкали, из окон сражающиеся стороны поддерживали мебелью и другими тяжёлыми предметами, и найти во дворе безопасное местечко для парковки было решительно невозможно.

Поняв это, Маманя Дурич остановила «Газель» в арке въездных ворот, вышла из кабины и встала, уперев мощные руки в крепкие бока. В очень крепкие бока, ибо статью Маманя Дурич удалась на славу: роста в ней было шесть с лишним футов, веса – под двести фунтов, но при этом не жира, а крепкого, татуированного мяса. В семье здоровенную тётку побаивались, но Маманя, несмотря на крутой нрав, старалась вести себя скромно и на первые роли не лезла, памятуя, как любят сородичи стрелять выскочкам в спины. Лицо тётка Дурич имела грубоватое, с большими щеками и маленькими глазками, а поскольку волосы у Шапок не росли, то красную бандану Маманя носила, натянув на парик. Сегодня она выбрала чёрный, с двумя роскошными косами.

С минуту тётка хладнокровно взирала на завязавшееся во дворе сражение, затем поймала за плечо пробегавшего мимо бойца – выбрав, естественно, кого похлипче – и осведомилась:

– Что происходит?

– А что, не видно? – огрызнулся пойманный дикарь, извиваясь в крепком Маманином захвате. – Бьёмся.

– Из-за чего?

– Дуричи и Гниличи преемника ищут.

– Кого? – не поняла тётка.

– Кто вместо Кувалды будет.

Накал сражения косвенно подтверждал слова бойца – драться с таким энтузиазмом Шапки могли лишь за высший семейный пост… ну или за фуру с виски.

«Нет, за фуру они бы сразу начали стрелять», – поправила себя Маманя, но вслух сказала другое:

– А когда этот приёмник вместо Кувалды будет?

– Когда Кувалда умрёт, – объяснил извивающийся боец, поражаясь идиотизму дородной тетки.

Но поражаясь молча, дабы не злить и не нарваться на затрещину.

– А когда Кувалда умрёт? – не отставала Маманя.

И тем поставила пойманного воина в тупик, поскольку этот вопрос они в «Средстве» не обсуждали, ведь там было ясно, что фюрер при смерти.

– Ты откуда взялась? – осведомился боец, даже извиваться прекратив от изумления.

– Я в Рязань моталась, только приехала.

– Что ты там забыла?

– Огурцы торговала.

– Огурцы… – присвистнул боец, глядя на Маманю с высокомерием мелкого налётчика, привыкшего считать всех лавочников законной добычей. – Солить, что ли, вздумала?

– Ты на вопросы отвечай, – опомнилась Маманя. – А то я тебя самого засолю.

И крепко тряхнула пленника за плечо. Плечо пронзила боль, и боец поспешил удовлетворить любопытство тётки Дурич:

– Все вчера узнали, что Кувалда наш давно болеет сильно.

– Помирает, что ли?

– Говорят.

– От чего?

– Да кто его, собаку, разберёт, от чего? Главное, чтобы помер и правильного преемника оставил.

– Если он не умирает, то обязательно перестреляет тех из вас, кто выживет.

– Все знают, что помирает, – твёрдо ответил боец. – И пора ему это… о наследстве подумать.

– Ну иди, думай.

Маманя швырнула бойца в самую гущу схватки, но возвращаться к «Газели», как собиралась, не стала, продолжила разглядывать привычное для Форта зрелище с непривычным для себя вниманием.

Дуричи наседают у портрета и виселицы, Гниличи удерживают главное крыльцо «Средства от перхоти» и пытаются организовать контратаку по правому флангу. Через мусорную кучу никто не лезет, не дурные, знают, что засосёт – не вырвешься. Сверху падают диваны и шкафы.

Всё, как обычно, но какая-то невнятная мысль не давала Мамане покоя. Что-то мешало веселиться вместе со всеми, поддерживать своих или уйти по делам.

– Идиоты, да? – загоготал стоящий неподалёку Шибзич, безрассудно предлагая мощной тётке посмеяться над дерущимися бойцами.

– Почему идиоты? – удивилась Маманя.

– Потому что дерутся.

– А ты чего стоишь?