Наследие викинга

Я был безмерно благодарен деду, вернувшемуся из-за моря. Он подарил мне счастье, до конца своих дней я буду обязан ему за это.

Вспоминая события минувшего дня, я почти задремал. Вдруг непонятная тревога и неосознанный, на уровне инстинкта, страх сковал мое сердце. Я открыл глаза — низко склонившись надо мной, стояла девушка, ее глаза поблескивали черным агатом, она внимательно вглядывалась в мое лицо. И в тот же миг я провалился в темную бездну.

* * *

Сознание секундными вспышками пробивалось сквозь беспроглядную тьму, ничего не проясняя, только ледяной болью пронзая тело. Я не знаю, сколько времени продолжалось это безумие. Со временем возвращение рассудка стало все продолжительней, а провалы в тягучую бездонную тьму все короче. Только это не приносило радости: с возвращением сознания возвращалась боль. Казалось, меня закопали в снег и оставили лежать, забыв обо мне. Боль мириадами ледяных игл терзала тело. Вены, наполненные замерзающей кровью, разрывались. Все внутренности, словно замерзшие ледяные глыбы тяжелым грузом давили на тело. Не в силах пошевелиться, я не мог сбросить с себя ледяное оцепенение. Но самым мучительным было то, что я не мог вспомнить, где я и кто я! Я понимал, что со мной происходят странные вещи, что это неправильно и так не должно быть, но как правильно и как должно быть, вспомнить не мог. Стараясь отвлечься от боли, терзающей тело, я копался в сознании, силясь сквозь ледяную завесу вспомнить прошлое. Хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться и найти ту нить, которая свяжет меня с реальностью.

Моя битва с невыносимой болью, казалось, длилась вечность. Но постепенно боль стала ослабевать, и тело, превратившись в ледяную глыбу, перестало ощущать холод. Зато с моим сознанием произошли невероятные изменения. Боль, терзавшая голову, медленно ушла, и я с изумлением понял, что могу думать о нескольких вещах одновременно.

Осторожно открыв глаза, я убедился, что и зрение изменилось удивительным образом. В помещении, где я находился, был полумрак, но я мог различить все детали, даже те, которые прежним зрением увидеть бы не смог. Откуда-то сбоку тоненькой полоской пробивался солнечный лучик, пылинки кружились в хаотичном танце, поднимаясь и опускаясь в его свете. Я увидел низкий каменный свод над головой, весь затянутый паутиной, с пауками, сидящими в укромных уголках.

Одновременно с тем я понял, что мне доступны и тончайшие нюансы звуков. Я услышал возню какого-то мелкого зверька под землей, тяжелую поступь лошадиных копыт и скрип телеги, которую она тащила, тихий голос возницы, напевающий мотив крестьянской песенки. В то же время я слышал пение птиц и стрекот кузнечиков, шелест листвы на деревьях и тихий посвист ветерка. Эти звуки казались мне удивительными, так как были полны новыми для меня тонами.

Опасливо, боясь усилить отступающую боль, я втянул воздух: запахи немыслимыми оттенками, недоступными раньше удивили многообразием. Пахло сырой землей и прелым деревом, откуда-то сбоку веяло теплым воздухом и нагретым камнем и еще чем-то, очень неприятным и совершенно незнакомым. Я осторожно повернул голову набок, то, что я увидел, привело в ужас: я лежал в склепе! Вдоль стен тянулись ряды стеллажей, на которых лежали полуистлевшие останки погребенных людей. Мне захотелось вскочить на ноги и броситься прочь, но тело, все еще скованное льдом, только медленными движениями отозвалось на мои потуги. Мне не хватило сил даже сесть. В отчаянии я закрыл глаза и опять попытался вспомнить, кто я и что происходит со мной.

Наконец день, тянувшийся бесконечно долго, закончился. Вечер, неспешно вступавший в свои права, принес новые звуки и запахи. Затихло пение птиц, сидевших на деревьях, растущих возле склепа, стрекот стрекоз и шелест насекомых. Послышалось шуршание мелких зверьков, копошащихся в траве. Застрекотали цикады. Где-то далеко ухнул филин. Ветерок, проникающий сквозь щели двери, закрывающей мою страшную обитель, принес запах травы.

Удивительным открытием для меня стало то, что с наступлением сумерек, погрузивших склеп в глубокую темноту, мое зрение нисколько не потеряло своей силы. Все предметы были видны так же четко, как и при дневном свете, только их цвет стал немного тусклым. Уже несколько освоившийся в своем новом положении, но все еще не имевший возможности двигаться, я прислушивался к тому, что происходит вокруг. Мучительные попытки вспомнить себя ни к чему не привели, и я смирился, ожидая дальнейших событий.

Когда за стенами склепа совсем стемнело, я услышал похожий на осторожные шаги шорох. Он был настолько тих, что никакой человеческий слух не уловил бы его. Я напряженно смотрел на дверь, закрывающую вход в склеп. Послышался стук отодвигающегося засова, громкий скрип, и в склеп вошла девушка. Несмотря на кромешную темноту, я смог хорошо рассмотреть ее. Высокая, с копной каштановых волос, стянутых тесьмой в высокую прическу, одетая в дорогой дорожный костюм, девушка была очень красивой. С необыкновенной грацией она подошла и наклонилась, пристально глядя мне в глаза.