Наследник

Но в настоящее время Иван Михайлович сидел в своем кабинете один, перебирая и повторно перечитывая принесенные ему из министерства иностранных дел ноты, час назад врученные министру иностранных дел послами Британии, Соединенных Штатов, Франции и, как ни странно, Италии. «Японии не хватает для полноты картины, — подумал Горемыкин, — а в принципе полный набор недоброжелателей российских собрался в один кагал. На что они рассчитывают, выдвигая такой ультиматум? Идут ва-банк и рассчитывают на какие-то переговоры, возможно, формирование формально независимого правительства, но на деле подчиненного интересам британской короны и северо-американских финансистов? Поскольку понять, где заканчиваются интересы британской короны, а где начинаются северо-американские, последнее время практически невозможно, — невольно скаламбурил он. — Но Константин, конечно, не отец и даже не его брат Олег … но что-то в такое начало его царствования верится слабо. Тогда что? Рассчитывают напасть на нас, используя получившийся беспорядок? Тогда они должны быть твердо уверены в нейтралитете Германии и в том, что мы не применим атомное оружие, — канцлер невольно поморщился, вспомнив, что из четырех человек, имеющих право отдавать приказы силам атомного сдерживания, трое фактически отсутствуют. А с четвертым, наследником, пока положение неоднозначное. — Но даже если германцы останутся нейтральными, но Константин не займет трон. Пусть даже и атомное оружие не будет применено, на что они могут рассчитывать? Рванет на Востоке? Турция? Польша? Будут пытаться отрезать нас от нефти, от торговых путей, лишить выхода в Средиземное море, отрезать от тихоокеанского побережья? Как? — канцлер военным не был, но как всякий имперский политик высокого ранга, прослушал несколько популярных лекций военной стратегии. — Допустим, что при имеющемся перевесе сил они имеют возможности разбить или нейтрализовать флот. Все шесть авианосных групп, линейные и крейсерские эскадры и флотилии подводных лодок. Высадят десанты… Допустим также, что подавят береговую оборону и высадят. Сразу на Дальнем Востоке, на балтийском побережье, в Проливах. Остается армия, большая часть которой поддерживает нейтралитет в борьбе за власть, но против агрессора вступит в бой. Остаются воздушно-космические силы… Не представляю, как они силами всего своего союза попытаются оккупировать даже часть нашей территории. Ну, ладно, Санкт-Петербург на самой кромке Балтики стоит, а дальше? А Москва? А запасные командные центры в Сибири? Как они до них дойдут? Центральная Россия мало пригодна для ведения боевых действий. Огромная территория, частые дожди и туманы, большие лесные массивы, в которых могут скрываться целые армии, вооруженное и готовое к сопротивлению население. Тяжелая бронетехника будет привязана к хорошим шоссе. На них она будет подвергаться ударам с воздуха, нападениям партизан. Партизаны и диверсионные группы обрежут пути снабжения, взорвут дороги. Нет, совершенно немыслимо, чтобы они попытались вторгнуться в центральную Россию. Тогда чего же они хотят? На что рассчитывают? На одного Константина? На тех клоунов, что устроили цирк в Государственном Совете? После фиаско этих сил в двадцатые-тридцатые годы надеяться на приход их к власти способны только сами сторонники этих лицили люди, абсолютно некомпетентные. Или за этой возней скрыто что-то такое, что не смогли обнаружить ни мои люди в жандармерии, ни третье отделение… Мятежные выходки в Польше и Финляндии? Несерьезно, военные подавят их даже быстрее, чем в двадцатые… Военные… А военные молчат, мне так и не удалось установить с ними нормальные отношения… Может быть я зря не принял сразу одну из сторон? Вот только знать бы заранее, кто победит. Из Желтороссии настолько противоречивые сведения, что не ясно, жив ли Наследник. А если он мертв, то единственная кандидатура — Константин. Что опять же приводит к неприятному выводу, что именно на него сделала ставку «новая Антанта», — Иван Михайлович встал и прошелся по кабинету. — Если же так, то война становится практически неизбежной, — он остановился у окна и задумчиво посмотрел на облака. — Ядерная война, черт бы побрал всех этих англосаксонских недоумков! Потому что даже если наши военные, подчиняясь приказам сверху, не применят оружие, в войну вступит Германия. Ей терять нечего. После выполнения того, что требуют от нас в этом ультиматуме она остается одна против коалиции сильнейших держав мира. Из которых две рвутся к реваншу. А третья, похоже, скуплена англичанами на корню… Ситуация, надо признать, практически тупиковая. С какой стороны не оценивай, никакого выхода, кроме войны я не вижу. Или воюем мы против коадиции и при нейтралитете Германии, либо Германия против нее же при нашем нейтралитете. На Шанхай упало всего две бомбы и там до сих пор никто из китайцев не то чтобы жить, просто прогуляться по тем местам не хочет. Что будет с нами, когда упадут тысячи бомб в несколько раз мощнее шанхайских? — Горемыкин вернулся за стол. — Так на что же они надеются и почему столь самоуверенны? Неужели… договорились с Германией? — от такой перспективы он даже подскочил в кресле. И бессильно опустился на место, пытаясь хотя бы примерно оценить возможность такого сговора и его последствия. — Разделят Россию и ее колонии? Возможно. У германцев проблемы с колонизацией, желающих ехать в Африку за полвека стало еще меньше, чем раньше. А вот на привислянские, малороссийские и прибалтийские губернии они нацеливались еще в сороковые. Обменять пусть и богатые, но далекие южные пустыни на полностью цивилизованные и освоенные наши поля? Я бы на месте немцев согласился. Но тогда им не нужен ни Константин, ни Госсовет, ни я с правительством… Ультиматум, как дезинформация? Чтобы мы сидели и думали, пока они действуют?»