Наследник

– Это король Брунцвик, – пояснил Каргин, обнимая гибкую талию жены. – До того, как стать владыкой королевства, он странствовал в дальних странах и подружился со львом. Еще волшебный меч нашел.

Кэти наморщила лоб.

– Не помню я о таком короле. В каком столетии он правил?

– Ни в каком, солнышко. Брунцвик личность легендарная, но говорят, – Каргин таинственно понизил голос, – что меч его на самом существует и замурован в каменной кладке моста. Когда чехам придется совсем туго, воспрянут от сна зачарованные рыцари, дремлющие под горой Бланик, и поведет их в битву сам святой Вацлав, покровитель здешних мест. На этом мосту белый конь его споткнется и выбьет копытом из мостовой волшебный меч. Поднимет его Вацлав, крикнет: «Всем врагам чешской земли головы долой!» – и так оно, милая, и случится.

Кэти остановилась и внимательно поглядела на него.

– А ты чешской земле не враг?

– Ни в коем случае, – успокоил ее Каргин. – Не воевал я в Праге и ни в одном из чешских городов, и клянусь, что воевать не буду. Если только придется братьев-славян защищать, но это сомнительно – они ведь в НАТО намылились.

Тут ему и в самом деле воевать не довелось. К счастью! В тот год, когда советские танки вступили в Прагу, Каргин еще пешком под стол ходил, а его отец тянул лямку комбата на монгольской границе. В Праге ему случалось бывать проездом, когда летал на Кубу, в Боснию или в другие места, и ни разу больше двух дней он здесь не задерживался. К тому же озабочен был предстоящим заданием и на городские красоты не любовался. А сейчас…

Сейчас было так сладко, так радостно стоять на Карловом мосту с женой, чувствовать, как аромат ее кожи смешивается с запахом сирени, обнимать ее и шептать в розовое ушко старые чешские предания. О красавице Либуше и храбром Бивое, о королях Святоплуке и Брунцвике, о лучанской войне, опатовицком кладе и кутногорских рудокопах… Миг счастья, когда есть только настоящее, и нет ни прошлого, ни будущего – ни поля под Киншасой, заваленного трупами, ни тайной войны в Сараево, ни пылающих селений Руанды, ни югославских бомбежек, ни схваток с «эскадроном смерти» на острове у берегов Перу… Равным образом нет и заботы об операциях ХАК, о людях, что разлетелись по всему земному шару от Турана до Бразилии, о минах, пушках, танках, пулеметах и тому подобной хламоте, которую сейчас и вспоминать не стоило. Здесь, рядом с Кэти, посреди прекрасной Праги, думать хотелось лишь о хорошем.

– Завтра, – услышал Каргин, – завтра мы поднимемся на эту гору, осмотрим замок и собор и будем гулять в садах. Чудные сады, не правда ли, милый?

Возвратившись к реальности, он смущенно почесал в затылке.

– Завтра, ласточка, вряд ли получится. У меня переговоры с чехами.

– Ну, тогда послезавтра.

– Послезавтра – с болгарами… Может быть, ты на пару дней куда-нибудь съездишь? В Карловы Вары, например?

Кэти, лукаво улыбаясь, закинула руки ему на шею.

– Никуда я не поеду, Керк! Я с тобой останусь. Переговоры штука нервная, утомительная… Кто тебя будет вдохновлять? Особенно ночью?

– Некому, кроме верной жены, – согласился Каргин.

Не размыкая рук, они медленно двинулись к правобережью и высокой староместской башне. Туристский сезон только начинался, и зевак на мосту было еще немного. Зато имелись художники, по паре дюжин с каждой стороны, молодые, средних и преклонных лет, но все в просторных блузах и беретах, с красками, тушью, углем или карандашами. Рядом с каждым живописцем – картины и гравюры, прислоненные к парапету или развешанные на стендах. Почти Париж, мелькнуло у Каргина в голове. Даже лучше Парижа – город не чужой, славянский, и люди тут без присущей французам надменности.

– О! – воскликнула Кэти, энергично разворачивая его к одному из стендов. – Ты только посмотри, Керк! Вот это, это и это…

Триптих, понял Каргин. Средняя гравюра – Карлов мост, крайние – вид на гору с садами и Пражским Градом, и на Старый Город. Тонкая работа, искусная, тщательная, под старых мастеров… И художник далеко не молод – пожалуй, восьмой десяток разменял.

– Хочу, – сказала Кэти.

– Нет проблем, – ответил Каргин и, вытащив бумажник, обратился к живописцу в вельветовом балахоне: – Пан говорит на английском или французском?

– Говорит. – Старый художник, присматриваясь к ним, разгладил седые усы. – Аще розумиет немецкий, русский, польский и румынский.

– И русский тоже? – Каргин перешел на родной язык. – Ну, замечательно! Мы хотим приобрести эти три гравюры. Сколько?

Художник замялся.

– Пан из России?

– Да. Из Москвы.

– А ваша девичка?

– Это моя жена. Американка, из Калифорнии.

На лице художника изобразилось сомнение.

– Пан… как это сказать?.. новый русский, да? Из этих, из богатых бизнесменов?

– Нет. Пан просто русский, – ответил Каргин, улыбаясь. Беседа принимала забавный оборот. – А почему вы подумали, что я богат?

– У пана толстый бумажник и жена-американка.

– Бумажник – дар судьбы, а жена… Встретились, полюбили, поженились.

Старик сдвинул берет на затылок, оглядел Кэти с ног до головы и одобрительно причмокнул.