посторонних глаз. Она верила этим людям, как и отец". Он долго и внимательно рассматривал
знакомые лица, потом бережно сложил их обратно в конверт и положил в свой карман. Продолжая с
возрастающим интересом просматривать дорогие его сердцу семейные реликвии, он увидел толстую
тетрадь в коричневой коленкоровой обложке. На первой странице большими печатными буквами
было старательно написано: "Дневник". А сверху в правом углу Виктор прочитал эпиграф: "Как
басня, так и жизнь ценятся не за длину, а за содержание. Сенека". Виктор узнал почерк матери и
грустно улыбнулся: "Не могла без мудрых изречений и афоризмов". Он никогда не видел этот дневник
и не слышал о нем. Медленно перелистывая листки тетради и с трудом разбирая выцветшие от
времени чернильные строки, Виктор читал о том, как она приехала жить и учиться к брату Яну в
Москву, как сдавала вступительные экзамены в первую советскую женскую гимназию и допустила на
экзамене по русскому грубую ошибку, написав слово "гитара" через "д". Кое-что из того, что было
написано в дневнике, Виктору было известно из домашних разговоров и ее рассказов. Знал он,
например, об эпизоде ее знакомства со своим будущим мужем на новогоднем балу в военной
академии. Она писала об этом очень подробно, описывала как он к ней подошел, как на нее взглянул,
как пригласил ее на танец и как они, позабыв обо всем на свете, танцевали вальс. Разбирая ее записи,
Виктор с удивлением узнал, что у матери в двадцать третьем году оказывается случились
преждевременные роды и родился мертвый ребенок. Врачи объявили страшный приговор: детей у нее
больше не будет! Не вникнув поначалу в смысл прочитанного, Виктор продолжал читать дальше. Он
узнал о том, как они мучительно переживали то, что случилось... и вдруг. . он прочитал эту фразу
дважды, трижды... Анна Семеновна писала: "Но Судьбе было угодно вернуть нас к жизни...
Нежданно-негаданно она ниспослала нам... Наследника, чудесного полугодовалого малыша — сына
безвременно погибших наших дорогих друзей. Бедные, бедные Петя и Катюша! Кто мог представить
такой трагический их конец. Боже, как сложна Жизнь!".
Виктору показалось, что он что-то не так понял. Он прочитал эти строки еще и еще. Сопоставил в
уме даты преждевременных родов и своего рождения. Получалось, что этот Наследник он сам... У
него перехватило дыхание, лицо его вспыхнуло, лоб покрылся испариной. Сердце забилось тяжело и
тревожно:
— "Что за чушь! — пробормотал он. — Какой еще Петя?! Какая Катюша?! Что за ересь?!
Виктор дрожащими руками приблизил тетрадку к лицу и впился в нее лихорадочно горящими
глазами. Чтобы увериться в том, что это какая-то нелепая ошибка, он начал быстро перелистывать
страницы дневника и бегло читать все подряд. Но Анна Семеновна долго не возвращалась к этой
теме. Она писала о том, как он рос, набирал вес, как учился. Как болел скарлатиной и свинкой... И
вдруг! У него опять перехватило дыхание. Он нашел то, чего так жадно искал и так не хотел
находить... Анна Семеновна писала: "Мы решили обменять "барские покои" на небольшую квартирку
в Замоскворечье. Это необходимо сделать ради нашего малыша. Он никогда не должен узнать нашу
святую тайну".
Виктор уткнул лицо в ладони и долго сидел так, не двигаясь. Потом резко поднялся, с трудом
свернул толстую тетрадь в трубку, сунул в карман и с опаской поглядывая на спавших Машу и
Василия, осторожно вышел из квартиры. Дверь в котельную, куда направился Виктор, была еще
закрыта, знакомый ему с детства старый истопник Тихон еще спал. Виктор долго, но негромко, боясь
обратить на себя внимание, стучал в эту дверь. Ему хотелось, чтобы этот стук слышал только он сам и
старый Тихон. Наконец послышались тяжелые шаги и хриплый кашель. Тихон, не торопясь,
поднимался из подвала. Он отодвинул задвижку и отворил дверь. Увидев Виктора, приветливо
улыбнулся:
— Батюшки-светы! Витька Маркиз! Заходи дорогой, заходи, гостем будешь...
— Ты меня извини, дядя Тихон, за такой ранний визит, — говорил Виктор, опускаясь вместе с
истопником в котельную. — Я сегодня опять уезжаю, хотел что-нибудь узнать о матери... Может,
видел ты ее, разговаривал с ней в последнее время...
Они опустились в котельную и сели за самодельный дощатый столик, покрытый старой
"Вечеркой", на которой стоял жестяной чайник с остывшим за ночь чаем, такая же кружка и блюдце с
несколькими кусочками сахара.
Тихон закурил, помолчал и вздохнул:
— Я ее часто видел, скучала она по тебе... Собиралась поехать навестить, да вот, видишь, не
привелось...
Слушая Тихона, Виктор приоткрыл дверцу котла и задумчиво глядел на гудящее там яркое пламя.
Потом быстро вытащил из кармана свернутую в трубку тетрадь и бросил ее в огонь. Прикрыв дверцу
котла, повернулся к Тихону и сказал: