Наследник

– О, Господи… – простонал Сергей Елизарович. – Да поймите же вы, что свобода выбора как поступить в той или иной ситуации – главное! Да, педофилия – это страшное, жуткое преступление, за которое следует наказывать. Но человек сам, по доброй воле должен отказаться от такого, а не от страха перед наказанием, как у нас!

– То есть, на детей, пострадавших от «свободно выбравших», вам плевать?..

– Да нет же! Я просто говорю, что западная модель намного правильнее! Пусть даже там безвинные страдают чаще, чем в Империи, но она все равно правильнее.

– Мне страшно смотреть на таких, как вы… – глухо произнес Михаил Иванович. – Ради своих измышлений вы готовы обречь других людей на жуткую судьбу. И не понимаете, идеалисты вы сумасшедшие, что даже если вам удастся занести сюда демократию, как сделали в девяностых годах двадцатого века, то ничего не добьетесь. Вслед за вами придут хищники, дождавшись, пока вы порушите все, до чего дотянетесь. Вам плевать, что в Империи социальная защищенность человека в разы выше, чем на вашем хваленом западе. Вам плевать, что у нас напрочь забыли о таких понятиях, как бандитизм, насилие и почти забыли о воровстве. Вам плевать, что у нас никому не позволят умереть от голода, холода или отсутствия врачебной помощи. Вам плевать, что у нас для человека открыты все дороги – стоит лишь приложить определенные усилия, и ты добьешься многого.

– Да не измышления, а истина! – буквально взвизгнул Сергей Елизарович. – Да, пусть на западе нет ваших так называемых социальных гарантий, зато там есть свобода, которой вы лишили русский народ! И там все равно живется лучше просто потому, что человек волен делать все, что пожелает!

– Вы так думаете? – сцепил руки в замок под подбородком квибовец. – А вы сами-то там жили? Или только бывали, как турист?

– Как турист, – с недоумением посмотрел на него профессор. – Но это ничего не меняет.

– Мда, – укоризненно показал головой Михаил Иванович. – Вижу, мы не договоримся. Поэтому у меня есть к вам предложение. Не желаете ли пожить на столь любезном вашему сердцу западе несколько лет? Чтобы самому все увидеть, понять и на себе ощутить.

– Хотел бы я… – тяжело вздохнул Сергей Елизарович. – Я подавал на эмиграцию, мне отказали…

– Так в чем проблема? – хохотнул квибовец. – Организуем вам быстренько депортацию. Штаты вас охотно примут, как беженца от тоталитаризма. Или Европа. Живите. При этом у вас в течение пяти лет будет право на возвращение, стоит лишь обратиться в наше посольство. Правда, возвращение будет с условием, что вы прекратите лить грязь на свою родину. Как вам?

Профессор ошарашенно уставился на него и захлопал глазами. Такого он точно не ожидал. Многие из их круга мечтали уехать, но не получалось – либо не выпускала Империя, либо не принимала заграница. Особенно непонятно было последнее, ведь они – борцы с тоталитаризмом!

– Да, еще одно, – продолжил Михаил Иванович. – Возвращение возможно только для тех, кто в течение проживания за границей не сочинял небылицы о своей бывшей стране, то есть не сотрудничал с лживыми русскоязычными средствами массовой информации наподобие «Голоса Америки», «Свободной Европы» и тому подобными.

– Я возвращаться не собираюсь! – отмахнулся Сергей Елизарович. – И не смейте называть лживыми тех, кто решился сказать о вас правду!

– А вот академик Коцепольский две недели назад вернулся, – ехидно сообщил квибовец, с насмешкой глядя на на социолога. – Землю русскую целовал и плакал, сойдя с трапа челнока, прощения просил…

– Коцепольский? – изумился профессор. – Но почему? У него же имя, он мог бы и там…

– О, вы наверное не в курсе, что он отказался лгать, а поэтому все четыре года жизни в Нью-Йорке мыл посуду в дешевой забегаловке, другой работы ученому с мировым именем в Америке не нашлось, – развел руками Михаил Иванович. – Он еще долго терпел, другие сбегают обратно года через два.

– Лжете! – буквально выплюнул Сергей Елизарович, он весь пылал возмущением.

Затем ученый все же обуздал себя и вспомнил, что возвращенцы с запада действительно не желают иметь ничего общего с прежним кругом общения, а когда с ними заговаривают о плюсах демократии, шипят и плюются. Впрочем, а чего ждать от предпочевших свободе рабство в Империи? Он искренне не понимал, с какой стати вернулся хотя бы доцент Семиверстов – не было до отъезда большего ненавистника порядков на родине. А теперь молчит в тряпочку и не поддерживает разговоров о политике, только гневно сверкает глазами, когда кто-то начинает разглагольствовать о благословенном западе, и тут же уходит. Почему? На расспросы доцент не отвечал, только криво усмехался и предлагал самим откушать западного гостеприимства. Сергей Елизарович его искренне не понимал.

– Так что, согласны? – поинтересовался Михаил Иванович.

– Да! – решительно заявил ученый.

– Хорошо. Тогда подпишите эти бумаги.