Также под приглядом Прокопа тренировались с Богданом и присоединившимся к нам Михейкой, сыном Микиты. Михейка саблей владел хуже меня, чем я был удивлен и даже поинтересовался насчет этого у Прокопа, который мне пояснил, что это всего лишь забава, ведь бои проходят конно и уметь метать стрелы и биться на коне намного важнее.
После очередной церковной службы, вечером когда народ разошелся, я улучил момент и поймал священника, отца Никанора, в одиночестве, когда он вышел из церкви.
— Отче? — обратился я к нему.
— Да, Андрейко, — улыбнувшись в бороду, спросил он.
Никанору было, на мой взгляд, слегка за сорок, кряжистый, почти одного со мной роста, борода его уже была с проседью. Но самое примечательные — его глаза зеленого цвета и выцветшие, как бывает у стариков, будто из них ушла вся радость.
— Отче, недавно на торге я слышал, как упоминали князя Старицкого, будто бы если бы он был жив, то все было бы по-другому. Кто ж этот князь-то, я и не слышал о нем раньше? — самозабвенно сочинял я.
— Как, как? Староцкий? — нахмурив брови, спросил отец Никанор.
— Не, Старицкий, так его назвали.
— А тебе зачем, отрок? — внимательно оглядел меня священник.
— Ну как, интересно же, — просто пожал я плечами и сделал самое простоватое лицо, на которое был способен.
— Хм, — задумался священник на минуту, а его взгляд начал блуждать по подворью. — Нет, не ведаю, что за князь такой, — выдохнул священник, заставив меня расстроиться.
— Понятно, — глухо протянул я. — Жаль, так хотелось узнать. До свидания. — И в расстроенных чувствах развернулся и пошел на выход.
Только я успел сделать пару шагов, как отец Никанор меня окликнул:
— Андрейко, погоди, кое-что припомнил.
Глава 7
Глава 7
Услышав это, я понадеялся, что сейчас-то и узнаю, кто такой этот князь Старицкий, и тут же развернулся к Никанору.
— Да, отче?
— Кажись, вспомнил, во время казанского похода был такой воевода Старицкий, да не абы какой, а один из главнейший. Володимир его звали, да еще вспомнилось, что, когда он умер, сам царь Иоанн Васильевич для его дочери свадьбу сделал, — медленно выдал мне отец Никанор.
Мда, я на большее рассчитывал. Птица обломинго пролетела надо мной, махнув своим крылом. Ну а кто сказал, что будет просто? Здесь ни библиотек нет, ни интернета с его поисковиком, чтобы сразу получить нужную информацию.
— Спасибо, отче, — отвесил я поклон.
— Ну, можешь, конечно, и в Старицу съездить, городок недалече от Москвы, на Волге стоит. Думаю, тебе там больше скажут, не зря же князь Старицкий, видимо, из тех мест, — хохотнул Неканор.
Я же скуксился в ответ на такое предложение, видя мою реакцию, Никанор хохотнул еще раз.
— Ну, если не желаешь туда ехать, то есть и поближе. Можешь у старца Феофана спросить, что в Георгиевском монастыре живет. Говорят, изрядный книжник, — и Никанор запустил руку в бороду.
— Грек, что ли? — вырвалось из меня раньше, чем я успел сообразить.
— Чего это грек? — выпучил глаза на меня святой отец. — Природный русич, — а после немного задумался. — Хотя, может, и грек, кто его знает, — философски заметил отец Никанор. — Ладно, Андрейко, заболтался я с тобой, пора тебе, видишь, ночь на дворе уже, — и меня по-быстрому выпроводили.
Идя в сторону дома Микиты, я размышлял об услышанном от отца Никанора, информация была, конечно, не о Василии Старицком, как я понял, а об отце его Владимире. Забавно, моего отца тоже звали Владимир, может, его в честь него и назвали. В любом случае знания были важны, ведь взятие Казани и присоединение ее к государству было важной вехой в истории страны. И абы кого в воеводы не ставили, а значит, он был талантливым и опытным военачальником или очень родовитым. Да и информация про дочь Владимира очень интересна, это ведь значит, что у моего деда Василия была сестра, и она может быть жива. Да и то, что самолично царь ее замуж выдавал, говорит о многом. Кто ж такие были эти Старицкие? Мне стало еще любопытней.
Вернувшись домой, перекусив и немного поболтав, я завалились спать, с утра же вновь в церковь, я даже к этому начал привыкать.
После началась подготовка к смотру и возможному верстанию, которая свелась к тому, чтобы надеть кольчугу и оседлать Черныша, который был уже расчесан и приведен в порядок. Выход в люди как-никак.
Микита и Прокоп, надели тигиляи[1], у Богдана и Михея такого богатства не было, и они остались в своих кафтанах.
Взяв коней в поводу, мы направились в крепость в съезжую избу, помимо тех, кто шел участвовать в смотре, туда и горожане двинули, поглазеть, так что народу было немало.
В подворье съезжей избы стоял длинный стол, за которым сидело пять человек. Некоторых я уже знал, меня Прокоп просветил. Осадный голова у нас вместо воеводы, он крепостью да городом заведовал, был еще полковой голова, он стоял над нашим городовым полком. Уже совсем старый и седой, никуда не выезжающий. Были там также и подьячие, что вели списки разрядного и поместного приказа.
Из-за стола поднялся осадный голова, в его руках была грамота, которую он тут же начал зачитывать.