Наследник

Его слова были как разоравшаяся бомба, что Олешка, что Поздей уставились на меня в немом удивлении, а глаза и вовсе округлились.

Над столом повисла тишина.

— Деда, может, не надо было вот так прямо в лоб? — попытался я разрядить обстановку.

— А чего им будет-то? — хмыкнул Прохор. — Ты глянь, как у них морды-то перекосило, — и он засмеялся. Скорее, даже заржал, гулко и громко, а главное, заразительно, я тоже не удержался от смеха.

Дяди же скуксились и неодобрительно глянули на отца, промолчав. Ну еще бы, попробовали бы они ему что-то против сказать, в бараний рог тут же их скрутил бы. Сразу видно, кто в доме хозяин!

— Так чего думаешь, Андрей Владимирович? — отсмеявшись, спросил дед. Голос у него был серьезен, да и по отчеству он меня назвал, видать, шутки кончились. — Не зря же ты эту грамотку нам показал, а не сжег.

— Совета испросить хотел, деда. Ты много пожил, много видел, вот и хотел услышать, что ты скажешь.

— Совета, — и старик прищурился, глянув на меня хитро. — Совет — дело хорошее, только и я бы хотел услышать, что ты думаешь насчет наследства такого.

— Чего думаю, — хмыкнул я. — Опасно это все. Для меня и для родичей моих. Убить могут, многим поперек горла может стать появление Старицких. Тем же Шуйским, да и неизвестно, как царь прореагирует.

— Борис — да, явно не обрадуется, — зло выплюнул Прохор.

Да, не любят его здесь, сильно не любят.

— Так нету больше Бориса Царя, был да весь вышел. Помер он, — произнес я.

— От как, — крякнул дед. — Точно? — И его взгляд вновь похолодел.

— Весь торг в Нижнем Новгороде о том болтает, что в апреле умер он.

— И кто ж за место него сядет-то? — вслух произнес дед, ни к кому не обращаясь.

— Думается, сын его Федор, но не усидит, сила за Дмитрием Иоанновичем. Лето не пройдет, как он сядет на отцовский трон, — вырвалось из меня.

— Ишь ты, — мотнул головой дед.

— С чего так думаешь? — отмер Поздей и подключился к разговору.

— Так много чего на торгах болтают, вот и слушал. Многие за царевичем Дмитрием идут. Борис, покуда был жив, еще чего мог сделать. А нынче нет его. Многие Годуновых не любят, так есть за что. За Федором нет той силы, что поможет ему удержаться. Сами Годуновы да родичи их сильны, конечно, но… — и я махнул рукой.

— И что, прям так и болтают? — спокойно спросил дед.

— Ну, не так, но близенько совсем.

— Грамотку можно сжечь и забыть об этом, — начал говорить я, вот только сейчас был тонкий момент. — Но дедовская кровь взывает к тому, чтобы я занял подобающее место. Опасно то, но и выгоду великую несет. Как для меня, так и для родичей моих.

— Ну-ка, ну-ка, — подобрался дед.

— Коли я стану князем Старицким, то и мои родичи возвысятся. Я сейчас вовсе не о Волынских, которых в глаза-то и не видел. Вы отцу помогали, а после и мне. Помню о помощи твоей, деда, и заботе и никогда не забуду.

Меня не прерывали и ни о чем не спрашивали, лишь слушали. В воздухе так и витало напряжение. Я же прекрасно понимал, что если дед решит сжечь грамоту, а я воспротивлюсь, то не выйду из этой комнаты живым

— То отрадно мне слышать, — кивнул дед. — Так, как ты думаешь правом своим воспользоваться?

— К Марии думаю съездить, это сестра Василия Старицкого. Жива она, в монастыре под Москвой. Думаю людишками верными обзавестись и ждать.

— И чего же ты ждать будешь? — вкрадчиво поинтересовался Прохор.

— Того, как Дмитрий Иоаннович займет Москву и трон царский, но не укрепится еще. Вот тогда и явить себя, нету у него других близких родичей по отцу, окромя меня. У меня тоже. Думаю, признает он меня, а там и остальные. Грамоты не поддельные, легко все проверить, только знать, где искать и смотреть, поэтому все и не всплыло. Хорошо Петр Волынский все скрыл.

— А ежели он не захочет или еще чего, посчитает тебя врагом своим? — пристально глянул на меня дед.

— Надо поддержкой обзавестись, а не как бедный сирота прибыть. Я Старицкий, деда, во мне кровь княжья. От такого не отмахнешься и под коврик не спрячешь. Врагом посчитает? Не думаю я, что он отмахнется и упустит возможность укрепиться, да бояр подвинуть, — горько хмыкнул я. — Да и Марию Владимировну послушать стоит, она в этих делах разбирается. Может, и признает во мне родича и поможет.

— Может, и так, а коли Годуновы возьмут вверх, тогда чего? — спросил дед.

— А ничего, припрячу грамотку и все. Ведь я для Годуновых первым врагом буду и угрозой всегда. Покуда живы Старицкие, им всегда пенять будут худородость, и многие захотят этим воспользоваться. В таком случае либо я, либо они. Вот только в случае, если они царевича Дмитрия заборят, я вряд ли вытяну, — грустно закончил я.

Над столом вновь повисла тишина.

Дед жевал губы и иногда дергал себя за бороду, Поздей задумчиво разглядывал что-то на дне своей кружке, а Олежка медленно переводил взор с одного на другого.