Из общей массы забитых, пропитанных потом и шлифовальной пастой «дырявых» выгодно выделялся вертлявый брюнет лет двадцати пяти по прозвищу Майка, сидевший за изнасилование со смертельным исходом двенадцатилетней девочки. Он уже отбыл первую пятилетку из тех пятнадцати, которые ему предстояло провести в заключении. На зоне он обжился и, в отличие от остальных «обиженных», не сильно унывал. Работал он шнырем ДПНК. Ходили слухи, что его услугами частенько пользовались краснопогонники.
Майка свободно мог переходить из жилой зоны в рабочую и часто хаживал мимо цеха, в котором работал Свист. Однажды он, стоя у входа, заметил Майкин внимательный взгляд в свою сторону, но остался равнодушным. Все его мысли были сосредоточены на новенькой продавщице из лагерного магазина, которая была недосягаема даже теоретически, но от этого становившаяся еще желаннее. Внимание Свиста привлекла стая грачей, которые, раскачивая колючую проволоку предзонника, грелись на весеннем солнце. Тощий облезлый грач, измученный долгой зимней бескормицей, смело слетел на контрольно-следовую полосу и принялся разгребать рыхлую землю, отыскивая червей. Примеру вожака последовали сородичи. «Снова весна и снова грачи. Опять тюрьма и опять дрочи», — вздохнул Свист и зашел в цех.
Как-то после вечерней проверки в слабо освещенном тамбуре барака Свист лицом к лицу столкнулся со шнырем ДПНК. Майка, задержавшись на секунду, глядя в сторону, на одном дыхании, скороговоркой выпалил:
— Будешь ложиться, осмотри шконку.
И тут же исчез.
Свист спешил в каптерку, где его ждала грелка со спиртом. Хотелось побыстрее вылить ее содержимое в алюминиевую кружку, выпить большими глотками и, наскоро закусив черняжкой, лечь спать, чтобы увидеть во сне долгожданную свободу. Миновав каптерку, он прошел в свой угол. Темноту барака слабо растворяли отблески прожектора на вышке. Постель была аккуратно застелена, хотя Свист хорошо помнил, что утром сидел на заправленной наре и писал письмо. Подняв подушку, он ничего не обнаружил. Тогда Свист снял одеяло и стал прощупывать каждый сантиметр ватного матраца. Где-то, выше середины, ближе к изголовью, рука наткнулась на вертикально стоящую, острую, как бритва, заточку, намертво прикрученную вязальной проволокой к перекладине нары. Расчет был почти безошибочным. Кто-то знал, что сегодня Свист занес в жилую зону спирт. Известно было и то, что пить он будет только после вечерней проверки, а охмелев от большой дозы, плашмя упадет на постель. Его смерть расценивалась бы как самоубийство.
Свист догадывался, чьих рук это дело, но не успел расквитаться. С самого начала у него не заладились отношения с полублатными, которые «пахали» на оперчасть. Не смог он отблагодарить и Майку. По оперативно-режимным соображениям Свиста перевели на другую зону. В характеристике, вложенной в личное дело, четким почерком начальника отряда было указано: «Осторожный, хитрый, скрытный, беспринципный, легко приспосабливается к изменяющимся условиям». На этапе Свист долго размышлял, что побудило Майку, рискуя собой, спасать его жизнь. Может быть, шнырь косвенно принимал участие в этом деле, но в последний момент заговорила совесть? Но теперь об этом можно было только гадать. Он не жалел, что его переводят на другую зону, считая, что неважно, где сидеть, главное — с кем сидеть. Немного огорчало, что он не успел отовариться в лагерном ларьке и перемигнуться с молоденькой продавщицей. В последний завоз Людоед сменил гнев на милость и на зону завезли халву, к которой Свист был неравнодушен. В день, когда его увозили с зоны, в коридор этапного помещения проскользнул Майка. Улучив удобный момент, шнырь подозвал Свиста к решетке и сунул ему объемистый кулек, доверху заполненный желтыми маслянистыми комочками. Настроение сразу улучшилось. Зэк отсыпал немного халвы из кулька в ладонь и стал не- спеша жевать.
«Это сладкое слово — халва, — подумал он. — Такова непостижимость «женской» логики».
Этот случай послужил Свисту уроком, и он навсегда перестал злоупотреблять спиртным. Бедняк не может иметь недостатков или пороков. Преимущество обладать ими безнаказанно есть только у богатых и свободных и путь они со смирением воспринимают свои пороки как плату за грехи и каются, пока не поздно.
Глава 14
РЕКВИЕМ ДЛЯ ВИОЛОНЧЕЛИСТА
В танцевальном зале загородного ночного клуба «У Фреди Меркьюри» царил зыбкий полумрак. Медленно вращающийся под потолком шар, усеянный зеркальными осколками, освещенный тонким лучом прожектора, наполнял пространство множеством движущихся бликов, создавая иллюзию падающих листьев. Оркестр тихо играл «Осенний блюз».
Свист остановился на входе и внимательно осмотрелся. В центре площадки, тесно прижавшись друг к другу, танцевала одинокая парочка. Он вернулся в фойе, прошел мимо отдельных кабинетов и, мельком заглянув в зазывно распахнутые двери уютного бара, направился к двери туалетной комнаты, на которой непривычно отсутствовали знакомые буквы.