Наследник Атлантиды

– Когда ко мне приходят офицеры – взрослые, заметь, люди – и рассказывают сказки про больного родственника, про колики в животе или про водопроводчика, который именно сегодня должен отремонтировать их драгоценный унитаз, я иду им навстречу. Заметь, Сергей Павлович, не «верю», а именно «иду навстречу». То есть киваю, принимаю сочувственный вид и даю им то, за чем они пришли. То есть отгул. Хотя и понимаю, что этого «экстренно заболевшего» вполне могу встретить на футболе… если бы у меня было время и желание ходить на стадион. Когда опер проваливает простое дело и пытается объяснить это всякого рода стечениями обстоятельств, маскируя собственную лень и некомпетентность, я тоже иду навстречу. То есть вставлю по первое число… но в определенных пределах, поскольку оперу этому еще работать – глядишь, со временем научится чему-нибудь полезному. Но ты… ты перешел все границы… выражаясь словами одного известного киноперсонажа, тебе бы не протоколы, тебе бы книжки писать.

– Все-таки вы мне не верите, – вздохнул Сергей. – У меня ведь есть и…

– Ты меня не перебивай, – нахмурился полковник. – Я не закончил. Я вполне допускаю, что ты готов представить мне доказательства. Какой-нибудь супермегаинопланетный прибор, который тут же меня убедит во всем, в чем угодно. Хотя если твой Верменич и в самом деле инопланетянин и если он человек умный, то, вероятно, будет против такой демонстрации.

Бурун почувствовал, как уши его наливаются краской. Он и в самом деле собирался заявить о наличии доказательств, но заявление это было бы совершенно голословным. Ярослав категорически отказался демонстрировать перед официальными властями и свои способности, и то немногое оборудование, которым располагал. Как и устраивать особо недоверчивым экскурсии в иные миры. Позицию Стража понять было можно, его жизненные принципы не включали в себя оказание помощи слаборазвитым цивилизациям – в тех вопросах, которые напрямую не касались их, цивилизаций, выживания.

– Но дело тут в другом, – продолжал Панарин. – Я хочу, чтобы ты понял меня, Сергей. Если я тебе «не верю», то твое поведение может быть расценено как злостное манкирование своими обязанностями, некомпетентность и откровенное разгильдяйство. Это все дела привычные, и пути их решения тоже вполне известны. Строгач. Неполное служебное. Увольнение. И все…

Он снова замолк – примерно на минуту. На исходе этой минуты ручка хрустнула в железных пальцах полковника, исторгнув на стол лужу чернил. Панарин еще несколько секунд задумчиво разглядывал обломки, затем с тяжелым вздохом швырнул их в корзину.

– А вот если я тебе верю, Бурун, тогда дело поворачивается иным боком. Незаконное пересечение границы. Связи с оргпреступностью. Убийство… ну, или покушение на убийство. Причем на территории другой страны. Причем пребывая там нелегально. Это – тюрьма, Сергей.

Бурун понимал, что все, чем были наполнены последние дни, находилось, мягко сказать, не в ладах с законом. Но рассматривать свои похождения в столь суровом аспекте он не пробовал.

– Поэтому сейчас мы сделаем так. – Панарин открыл ящик стола, извлек оттуда прозрачную папку, достал из папки лист бумаги и размашисто написал несколько слов. – Отдашь в канцелярию. Того, что ты мне тут рассказывал, я не слышал. И не рекомендую в дальнейшем с кем-нибудь подымать эту тему. Поясню почему. Если тебе не поверят – рискуешь оказаться в психушке. Если поверят – всю оставшуюся жизнь будешь под колпаком у соседей… и ладно, если у них одних.

Сергей взял протянутый лист. Это было его заявление – с начальственной резолюцией «не возражаю».

– Вопросы?

– Нет вопросов, – покачал он головой.

И на самом деле, спрашивать или тем более спорить тут было не о чем. Бурун встал, сунул заявление в папку.

– Я могу идти?

– Иди. И… – полковник на мгновение замялся, – не держи зла, Сергей Павлович. Ты свой путь выбрал сам. Если на мгновение допустить, что ты говорил одну только правду, возможно, вы сделали очень большое, очень нужное дело. Быть может, самое важное в твоей жизни. Но мне здесь нужны не спасители человечества. Мне нужны простые опера, которые ловят простых уголовников. А к этому делу душа у тебя, я знаю, не лежит. Не надо быть балластом, капитан.

Сергей подошел к двери и вдруг улыбнулся.

– А что… это ведь идея.

Полковник вопросительно приподнял бровь.

– Насчет книжки… надо над этим подумать.

Капли дождя, срываясь с хмурых, неприветливых облаков, тут же подхватывались ветром и мчались вниз, все ускоряясь и ускоряясь, собираясь в тугие струи, холодные и колючие. Удары этих ледяных плетей срывали немногие уцелевшие листья, уже даже не желтые, хотя еще недавно радовавшие глаз ярким золотом, а коричневые, пожухлые и мертвые. Все вокруг казалось тусклым и немного неживым… Лишь венки из искусственных цветов и пластмассовых еловых веток, отмытые от пыли, становились ярче, сочнее. Хотя здесь яркие краски были неуместны.